Бернадетт сообразила, что Гарсиа ждал какого-то представления, но тут для него не место. Говорить ему об этом ей не хотелось.
– Мне все равно, – шепнула она. – Пусть смотрят.
– А вот и мы, – произнес Харман, вытаскивая голову из фургона. Он повернулся к Бернадетт и вытянул обе руки – ни дать ни взять врач, вручающий новорожденного.
Бернадетт вглядывалась в прозрачный пластик, натягивая перчатки. Она потянулась было, чтобы развернуть сверток, но вдруг отдернула руки, сняла темные очки и склонилась поближе к мешку.
– Черт!
– Что не так? – поинтересовался Харман. Взгляд его заметался между ее склоненной головой и свертком.
Бернадетт, не обращая на него внимания, уставилась на полицейских.
– Свяжитесь-ка лучше по радио с управлением. Пусть пришлют сюда побольше людей и вернут катера. Есть второй труп.
Один из полицейских – низкорослый крепыш с красным лицом – поставил ногу на задний бампер труповозки.
– Это рука вам про то рассказала?
– Вроде того. – Бернадетт кивнула головой на мешок в руках Сэма Хармана: – Эту отрезали у женщины.
Глава 5
Харман, осмотрев руку в пластиковом мешке, уставился на Бернадетт:
– Что вы несете?
– На указательном пальце, у основания ногтя, – пояснила она, вновь вешая темные очки на рубашку.
Харман еще раз склонился над мешком. И через несколько секунд:
– Сучье племя! Как мы могли это проглядеть?
– Что там? – спросил Гарсиа.
Она поплотнее натянула перчатки на пальцы.
– След розового лака. На ногте большого пальца – тоже. В том же месте. У основания ногтя. Покойная не слишком любила заниматься маникюром.
Крепыш-полицейский, покраснев, снял ногу с бампера.
– Подумаешь, открытие! Да может, судья, этот развратник, красил ногти лаком.
– Да, но на руке женское кольцо, – возразила Бернадетт.
– Она права, – сказал Харман. – Это рука толстухи – не толстяка.
– Плюс… – продолжила Бернадетт.
– Еще один плюс? – застонал Харман.
– Плюс эта рука вылежалась чуть больше, чем тело. Толстуху убили раньше толстяка. – Она взглянула на крепыша в форме. – Вы по запаху ее учуете еще до того, как увидите.
– Чушь, – сплюнул крепыш, повернулся и помчался к одной из патрульных полицейских машин. Распахнув дверцу, он скользнул на сиденье и подхватил рацию. Остальные полицейские разбежались по другим машинам.
– Пошли в лес, поможем им? – обратилась к боссу Бернадетт.
– Не затем я вас сюда привез, – вполголоса проговорил Гарсиа.
Бернадетт кивнула. Хватит вилять, пора заняться делом. Она окинула взглядом сверток. Рука ей была не нужна: не таскать же ее повсюду с собой. Драгоценность подошла бы – вещь более основательная, чем веревочные волокна. Убийца наверняка дотрагивался до кольца во время борьбы или когда отрубал руку, избавляясь от нее.
– Я бы хотела забрать кольцо, – обратилась она к Харману. – Провести кое-какие… проверки.
– Что еще за проверки?
– Она только что спасла тебя от позора! – резко бросил Гарсиа.
Санитары с тележкой прогрохотали по стоянке и остановились позади труповозки.
– У нас все готово, – сказал один из них.
Харман оторвал взгляд от мешка.
– Еще нет.
– Кольцо, – повторила Бернадетт. Они с Гарсиа и Харманом отошли от труповозки, давая возможность санитарам уложить в нее тело.
– Вы должны расписаться за него, – заявил Харман, вернувшись к заботам о свертке, который держал в руках. – А бумаги уже отправлены в Контору.
– Да вы здесь весь день проторчите, – сказала Бернадетт. – Можно мы ее отвезем? Сами доставим руку в вашу Контору?
Харман поднял взгляд от мешка и покачал головой:
– Не кошерное это дело. Я заранее отправлю кого-нибудь с рукой толстухи. Езжайте туда, оформляйте все, что вас попросят, и там забирайте кольцо.
– Кэт, вы знаете, где логово медэкспертизы? – спросил Гарсиа.
– Приземистое такое здание рядом с парковкой зональной больницы, – припомнила Бернадетт. – Похоже на зубоврачебную лабораторию.
– Все правильно, – кивнул Гарсиа.
– И как мы могли такое прозевать? – Харман повернулся и сунул мешок обратно в чрево труповозки. Санитары меж тем окружили его, и один из них спросил:
– Что прозевали?
– Заткнись! – рявкнул Харман. Он с силой захлопнул заднюю дверцу автомобиля и обратился к своей команде: – С места не сходить! Я должен кое с кем созвониться. – И направился к кабине машины.
Бернадетт, а за ней и Гарсиа отошли от труповозки.
– О чем вы думаете? – спросил он.
– Уверена, она окажется в лесу или реке. Выброшенная, как и обе другие.
– Рука судьи? Надеюсь, что вы правы.
– А разве не интересно будет, если тело женщины, когда его найдут, окажется так же ловко и аккуратно связано, как и тело судьи?
– Чертовски интересно!
– Тот, на севере. Судья. Женщина. – Бернадетт стянула перчатки и затолкала их обратно в джинсы. – Это уже трое… трое нам известных. Кто-то убил каждого из них. Отрезал у них правую руку. Зачем? Может, кто-то как-то оказался жертвой всех троих? Старомодная месть? Мы ведь думали про самосуд, когда говорили о судье. В двух других случаях может быть то же самое. Что у вас есть на убитого на севере?
– Хейл Олсон. У этого своя интересная история. Несколько лет назад был замешан в бандитском нападении и грабеже, которые вышли ему боком.
– Еще один плохой человек вроде Арчера.
– Если не считать того, что Хейл отсидел свой срок, в тюрьме обрел Бога и все такое. Очистился от содеянного по всем статьям. После отсидки отличался примерным поведением, имел на севере постоянную работу, вышел на пенсию и остался там.
– А если, скажем – ну просто в порядке отработки версии, – кто-то считал, что мистер Олсон, хоть и отсидел в тюрьме и сделался религиозен, все же не получил по заслугам? Если, скажем, к тому же убитая дама согрешила в чем-то и не получила за это должного возмездия? Может, была плохой мамочкой, издевалась над детьми? Может, мужа своего отравила? Что угодно! Если все это сложить, то что у нас получается?
– Простенькая арифметика. У нас получаются три мертвеца, которые отнюдь не были примерными гражданами. Вот только зачем руки отрезать?
– Зачем выбрасывать руки? Это вопрос посерьезнее, – возразила Бернадетт.
– Что вы имеете в виду?
– Почему бы не забрать их с собой в качестве необычных сувениров? Обычно так поступают. А иначе получается, что убийца считает руку чем-то ненужным. Мусором.
– Послание, – предположил Гарсиа. – Какой-нибудь символ?
– Может, дело вовсе не в самих руках. Ключ – в самом их отсечении, заявлении о содеянном ими, самодеятельном суде над ними.
– Это сужает круг, – хмыкнул Гарсиа. – Мы повсюду разошлем его словесный портрет: «Считает, что наделен правом судить других».
– Понимаю, – кивнула Бернадетт. – Описание, весьма подходящее для всех без исключения. Если не считать того, что можем и прибавить: «Знает, как вязать выбленочный узел».
– Встретимся у медэкспертизы. – Гарсиа повернулся и зашагал к своей машине.
Провожая его взглядом, Бернадетт услышала завывания сирен. Дополнительные патрульные машины спешно возвращались к заповеднику. Вновь надев темные очки, она устремила взгляд за автостоянку – на реку и росшие вокруг леса – и подумала: «Кто же ты такой? Почему правые руки?» Ей было известно, что надо сделать, чтобы получить ответы, вот только делать это не хотелось.
Медэксперт в лаборатории был худой, как палка от швабры, и высокорослый. Белый халат на нем болтался, а когда парень шагал, ткань пузырилась у него за спиной, будто парус на ветру. Пиджак на нем сидел бы получше, надень он его прямо поверх халата.
– Ну что еще такого вы сумеете, чего не можем сделать мы? Главный судебный медэксперт округа Рамси – один из лучших патологоанатомов в стране. О каких еще проверках вы тут говорите?
– В данное время мы не намерены раскрывать информацию, – отрезал Гарсиа.