Но я делаю, не так ли?
У меня перед глазами мелькает Бриджит, рыдающая у меня на плече, кровь из остатков ее девственности на ее бедрах. Сейчас она не плачет. У нее ясные глаза, но она нервничает, ее сердце учащенно бьется под бледной кожей.
―Я беременна.—Бриджит облизывает губы, сосредоточившись на моем лице. ―Она сказала, что я беременна.
Глава 9
БРИДЖИТ
У меня онемели губы. Какая часть реакции организма на борьбу или бегство включает в себя онемение губ? Это кажется плохой идеей. Трюк эволюции, который не сработал. Как будто маленькая ящеричная часть моего мозга считает, что сообщать Зевсу эту новость опасно.
С точки зрения здравого смысла, это не может быть настолько рискованно. У него есть планы на случай непредвиденных обстоятельств именно на этот случай. Он сам рассказал мне о них, и он имел в виду именно это. Неважно, что в тот момент я была обнажена, склонившись над его заведением, сидящим за модным столом, и он безжалостно сжимал мое запястье.
Теперь мы похожи на статуи: я стою лицом к кухонной раковине, а он держит руку на моем лице, большим пальцем касаясь моей скулы. Он хотел, чтобы я смотрела ему в глаза, и теперь я вижу только его лицо.
Показалось ли мне, что понимание мелькнуло в его золотистых глазах, прежде чем я произнесла эти слова? Его зрачки сужаются и расширяются. Мрачно-великолепное выражение его лица не меняется. Только его неподвижность скрывает его потрясение.
Мой живот сжимается. Может быть, это не шок. Может быть, это смирение, или разочарование, или ужас. Может быть, он в ужасе от этой новости. Все возможности проносятся в моей голове на мелькающей ленте. Он мог закрыть лицо, схватиться за волосы. Он мог выйти из этой комнаты, из этого дома и никогда не возвращаться. Он мог бы разозлиться.
Каким-то образом волна ужаса, которую я ожидаю в этот момент, улетучивается. Чувства возвращаются к моим губам, пока я жду в этой вечной тишине. Я не чувствую этого. Животный разум знает лучше, чем позволять мне чувствовать это.
Тяжесть его молчания растет с каждым мгновением. Я слышу биение собственного сердца.
Он моргает.
Он делает долгий, медленный вдох, затем выдыхает.
Он не отнимает руку от моего лица.
Один, только один раз он закрывает глаза, позволяя ресницам коснуться его щек. Затем я попадаю в золотой огонь его глаз.
―Ты,— Его голос не ломается, но это почти так. ―У тебя есть несколько вариантов. — Он выпрямляется, расставляет ноги, поднимает другую руку, чтобы коснуться моего лица, провести кончиками пальцев по моим волосам. ―Ты должна знать, что все они доступны тебе в любое время по твоему выбору. Мои люди на связи― чтобы..
―Остановись, ― шепчу я.
―Нет, Бриджит,— Его челюсти сжимаются, и я вижу, как это тяжело, я вижу напряжение, в котором он находится, произнося мне эту заученную речь. Потому что это заученная речь. Он делает это не в первый раз. ―Нет. Дай мне— Господи, дай мне закончить. ― Руки Зевса напрягаются. ―Мои люди готовы проконсультировать вас в любое время дня и ночи. Я лично гарантирую тебе доступ к медицинской помощи― включая—
―Не делай этого…
―Включая возможность..
―Не надо…
― прервать беременность.
Его глаза сияют, и когда он заканчивает говорить, он снова проводит большими пальцами по моему лицу. Оцепенение, в котором я пребываю, начинает рассеиваться. Один из нас дрожит. Я уверена, что это я. Он тверд, как земля. Я - порыв ветра, замыкаюсь в себе и выхожу обратно каждую минуту, но он правит этой комнатой. Этим домом. Этим городом.
Я.
Даже если он этого не хочет. Даже если он притворяется.
―Я не хочу прервать это.
Он сглатывает, и воздух между нами дрожит. У меня странное ощущение, что я могу видеть под его кожей неровное сердцебиение под ней. Спокойное лицо — всегда маска.
―Я бы понял, если бы ты это сделала.
Теперь моя очередь прикасаться к нему, к сильным линиям его подбородка. Я провожу большим пальцем по его губам, и он поворачивает голову и прижимается к моей ладони в поцелуе. Это кажется каким-то древним, церемониальным, и у меня перехватывает дыхание. Я бы понял, если бы ты это сделала.
―Ты не такой, как он, - обещаю я.
―Раньше ты казалась уверенной в этом. — Страх мелькает в его глазах и исчезает так быстро, что я не уверена, что он когда-либо был там. ―Я бы не винил тебя, если бы... — Он отводит взгляд, потом снова смотрит. ―Еще есть время решить.
―Мне не нужно время.—Уверенность переполняет меня, как наркотик, как всплеск адреналина, который не проходит. Клянусь, в комнате становится светлее. ―Мне не нужно время, чтобы принять решение.
―Бриджит, не нужно торопиться...
―Я не тороплюсь. Перестань пытаться убедить меня, когда я уже приняла решение.
―Я должен,— говорит он, и он так близко, что боль из-за его глаз перетекает в мои. Что ж, позволь этому. Другие вещи причиняют боль похуже. ―Я должен, милая, потому что ты не можешь идти на это вслепую к человеку..
Я качаю его головой, подтягивая еще на дюйм. Подойди поближе к огню, достаточно близко, чтобы он обжегся.
―Я все вижу, ― говорю я ему в рот, его тепло прогоняет остатки холодного шока. ―Я беременна твоим ребенком, и у меня будет ребенок.
Он сокращает последний дюйм между нами и целует меня, крепко и глубоко, обеими руками обхватывая мою голову. Это тот поцелуй, который мы могли бы разделить, если бы встретились в другом мире, где ничья мать не умерла трагической смертью, где ничей отец не был воплощением зла, где у него была вся его красота, все его деньги и ни капли его боли. Это благоговейно, глубоко и романтично, и я погружаюсь в это с головой.
Зевс прерывает поцелуй как раз вовремя, чтобы я успела сделать глубокий вдох, наполненный им, абсолютно наполненный им. Мы внутри, но воздух новый, свежий и искрящийся, как первый снег. Он снова целует меня ниже линии подбородка, целует шею сбоку, изгиб плеча под краем халата, а затем опускается передо мной на колени и притягивает меня ближе.