Трио состояло из двух мужчин и одной женщины. Камерон, хранитель Одержимости. Ирландец — хранитель Безразличия. И Винтер — повелительница Эгоизма.
Их прокляли демонами, даже несмотря на то, что они не были среди бессмертных, открывших ларец Пандоры. Но. Когда дело касалось зла, всегда было «но». В то время они были узниками подземного царства Тартара.
А поскольку демонов было больше чем Повелителей, большая часть заключенных получила оставшихся.
— Время покинуть корабль, — сказал Торин. Кили придет за ним, и если трио окажется поблизости, то попадет под перекрестный огонь.
Никто, казалось, не воспринял его всерьез.
Не важно. Торин не записывался им в опекуны. Если не послушают, значит заслужили то, что получат.
Камерон присел возле Винтер и протянул ей миску с рагу. Эти двое были родственниками, может даже близнецами. У обоих — глаза лилового цвета обрамлённые серебром, бронзовая кожа и волосы.
— На этой поляне лучший во всем лесу холодный источник, — заметил Камерон, — а папочке нужно поплескаться. — Он поднял татуировочную машинку, которую смастерил из металлических частей, найденных в лесу, и продолжил наносить чернила на размытую татуировку на своем запястье. По-видимому, он чувствовал принуждение — одержимость — вести летопись своего заключения на собственной плоти. — Мы остаемся.
— Тогда, вы скоро почувствуете радость самовозгорания. — Вот и все дела.
Ирландец, расположившись на горизонтальном пне, вырезал стрелу из ветки. С виду он не был таким цивилизованным, как его друзья.
Из макушки его головы торчали два рожка. Темные, прямые волосы спускались до пояса, а в пряди он вплел многочисленные бритвы.
У него были острые скулы. Черные, таинственные глаза. Когтистые руки. И хотя… по большей части… верхняя часть его тела была человеческой, нижняя половина оказалась козлиной. Шерсть и копыта.
Наполовину сатир, наполовину что-то еще, взглянул вверх, когда ощутил пристальный взгляд Торина.
— Отвали, — сказал он с богатым ирландским акцентом. Отсюда и прозвище. На самом деле, его звали Пук что-то там. Или может Пьюк что-то там. Сложно сказать, когда тебе нет до этого дела.
Торин пожал плечами.
— Как я уже говорил, это ваши похороны. Наслаждайтесь. Или нет. — Он опустился на колени перед своим рюкзаком и начал опустошать карманы.
Когда Торин бросил Кили на землю, он обыскал ее и украл… мужчина нахмурился, разглядывая единственную вещь, что у нее была… клочок окровавленной, покрытой шрамами кожи.
А почему бы и нет? Мисс Милашка-Крутяшка как раз из тех, кто оставляет сувениры после чьих-то пыток.
Разве что, ум Торина вернулся к разрушению темницы, пока оседала пыль, он припомнил рану на руке Кили, сплетение пропитанных кровью мышц. Словно оттуда только-что срезали кусок кожи.
Он более пристально взглянул на шрамы. В глубине ткани сверкали тысячи крошечных оранжевых бликов.
Погладив пальцем плоть, Торин нахмурился. Она была слишком горячей, неестественно теплой. От… пламени? Может быть. Наверняка. Но тогда почему плоть не расплавилась? Только кусочки серы могли выжечь телесные ткани без…
Сера. Конечно же. Серные скалы с прожилками лавы находились глубоко в земле, и… в аду. Желудок Торина сжался. Должно быть, это была защита. Из тех, что использовали против Хранителей.
Была ли Кили Хранительницей? Паразитом? Или просто надеялась защитить себя от одного из них?
Если она Хранительница, значит одна из последних представителей своего вида… если не последняя… и даже более опасна, чем он представлял. Хранители создавали невидимые узы с теми, кто находился рядом, и подобно вампирам, досуха их высасывали.
Связь разорвана, кричала она.
Вот… черт. Она. Она Хранительница.
Болезнь вздрогнул
— Слышали когда-нибудь о Хранителях? — спросил он своих нежеланных гостей.
Каждый из них резко вздохнул.
— Нет, — наконец ответил Ирландец, сухим тоном. — Мы полные идиоты.
Приму это за согласие.
— Одна из них только что сбежала из тюрьмы, и хоть это уже достаточно плохо, она намерилась меня убить. — Уже бы это сделала, если бы не Неназываемый.
— Ты труп, друг мой. — Камерон так и не оторвал взгляда от своего занятия. — Предполагаю, что Хранитель — это Кили, и знаешь, эта цыпочка абсолютно сумасшедшая. Понимаешь, о чем я говорю, мужик? Ее лифт поднимается только до этажей П и Т.
— Понял. Спасибо. — Придурок. Торин мог говорить о ней всякие гадости сколько хотел. Но, очевидно, если кто-то другой начинал это делать, ему хотелось вырвать им печень и наполнить ее камнями.