Пролог
Страшно. Господи, как же страшно... Не хочу умирать. Что угодно, только не смерть. Я ведь и пожить ещё не успела, только в следующем году должна была съехать от родителей, а сейчас лежу на нагретом жарким июльским солнцем асфальте и умираю. Почему? Почему это происходит со мной?! Ну уж нет, я буду жить! Что бы ни происходило, чего бы мне это ни стоило, но я буду жить! Воля к жизни не оставляла меня никогда... Мысли о жизни были со мной всё то время, пока я медленно умирала. Мне было больно, очень больно. Но я даже была этому рада, ведь боль означает, что я ещё жива, что есть шанс на то, что меня заметят и отвезут в больницу. Я отчаянно цеплялась за жизнь, ведь за гранью может ничего не быть, и это я сейчас не об аде или рае. Меня пугало то, что после смерти может не стать меня... как личности. Я всегда была малоэмоциональна: всё, что не тревожило мой покой, было мне индифферентно, - только пару лет назад это начало меняться. Я научилась радоваться жизни. И вот теперь смерть. Это слишком жестоко. Я буду бороться за эту жизнь до тех пор, пока могу, и всё равно на боль и то, что в будущем я могу стать инвалидом. И я боролась. Отчаянно. До конца. Не сдаваясь и не ослабляя своей борьбы... Я надеялась на спасение, но когда надеяться стало не на что, я из последних сил смогла выговорить проклятье в адрес той скотины, что сбила меня и уехала даже не остановившись. Видит бог, если бы он помог, я бы не стала настаивать на том, чтобы его посадили - все совершают ошибки, - но не теперь: я хочу, чтобы он сдох не менее мучительно, чем я. Милосердие тоже имеет свой лимит. Вдруг я чётко увидела, как уже отмытая от крови машина, которая пару часов назад сбила меня, в одиночестве катавшуюся на роликах по заброшенной, редко используемой дороге, попадает в аварию на въезде в соседний город. Её водитель умер быстро, но помучиться в горящем синим пламенем автомобиле успел, остальные участники ДТП отделались лёгким испугом. Помимо воли мои губы растянулись в злорадной, кривой усмешке. Раньше я со скепсисом относилась к рассказам о магии, но именно на пороге смерти я почувствовала в себе какую-то мистическую, дикую силу. А ведь раньше только громко смеялась, когда мама рассказывала, что обе мои прабабушки были ведьмами. Моя жизнь подошла к концу. Последние секунды я уже ничего не чувствовала, даже боли, которая мучила меня всё то время, что я была в сознании. Отступила на задний план ненависть к водиле и страх за маму, которая может и не перенести известия о моей смерти. Сознание же наоборот стало непривычно ясным и только одно желание никуда не исчезло - несмотря ни на что и ни на кого, остаться собой! Все равно кем: человеком, призраком или неведомой зверушкой - главное, чтобы в душе я оставалась самой собой!
Глава 1
Нет в мире ничего прекрасней бытия. Безмолвный мрак могил - томление пустое. Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я. (с) Николай Заболоцкий
«Ничего не помню, и это жутко радует», - подумала я, когда впервые открыла глаза. Меня действительно радует то, что я всё ещё какая-никакая личность, а не просто слюнявый комок счастья в памперсе. Радует то, что я не чувствую привязанности к прошлому. Да я, собственно, этого прошлого не помню. Но больше всего меня, конечно, радует то, что я не помню Ада. Смерть помню, а то что было после неё - нет. - Какая милая малышка! Солнышко, ты просто прелесть, - проворковала надо мной пышнотелая молодая женщина в безвкусном сарафане бледно-сиреневого цвета. - Синьора, вы хотите взять ее на руки? - Не задавай идиотских вопросов. Для того мы тебя и наняли, чтобы ты нянчила ребенка! Позже Серж покажет, где ты будешь теперь жить. Если возникнут вопросы, обращайся к нему или главной горничной, - резким, неприятным голосом высказалась обольстительная красотка лет двадцати пяти. На ней была женская версия костюма-тройки, довольно яркий макияж и, кажется, бриллиантовые шпильки в темных, как самая страстная ночь, волосах. На первый взгляд: железная леди со стальными нервами. Но я печенкой чувствую, что она еще та сумасбродная стерва. - Конечно, Синьора, - с поклоном сказала пышечка в сиреневом, принявшись благодарить за оказанное доверие. Видимо, ей много заплатят. - Только учти, если ребенок будет постоянно орать, ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, - высказала свое резкое «фи» эта синьора и удалилась в неизвестном направлении. Стерва, как есть стерва. Попыталась произнести это слово, вышло только протяжное «а». Пышечка тут же развернулась лицом ко мне и начала сюсюкаться. Скука. Посплю лучше.