— Но сначала внемлите моей мольбе, о великодушные блеммии!
Подожжённый Лео полицейский опустил пистолет. Несколько угольков от греческого огня всё ещё тлели в бороде на его животе.
— Что значит «внемлите моей мольбе?»
— Ну… Это традиция — выслушать последнее желание находящегося при смерти человека… или бога… или полубога… или…. Калипсо, кем ты себя считаешь? Титан? Полутитан?
Калипсо откашлялась со звуком, подозрительно похожим на «идиот».
— Аполлон пытается сказать, о великодушные блеммии, что по правилам этикета вы должны позволить нам произнести последнее слово перед смертью. Я уверена, вы не хотели бы быть невежливыми.
Блеммии были ошеломлены. Их радостные улыбки исчезли, они затрясли своими механическими головами. Нанетт подалась вперёд, подняв руки в умиротворяющем жесте.
— Конечно, нет! Мы очень вежливы.
— Предельно вежливы, — согласился полицейский.
— Спасибо, — сказала ему Нанетт.
— Всегда пожалуйста, — ответил тот.
— Тогда слушайте! — прокричал я. — Друзья, заклятые друзья, блеммии… раскройте свои подмышки и услышьте мою печальную историю!
Лео сдвинулся ещё на шаг назад, держа руки в карманах своего пояса с инструментами. Ещё 57–58 шагов, и он доберётся до бульдозера. Замечательно!
— Я — Аполлон, — начал я. — В недавнем прошлом — бог. Я упал с Олимпа, низвергнутый Зевсом, несправедливо обвинённый в начале войны с гигантами.
— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Калипсо. — Дай-ка мне сесть.
— Ты портишь весь ритм.
— Ты портишь мои барабанные перепонки. Дай мне сесть!
Я прислонил Калипсо к опорной стенке фонтана.
Нанетт подняла свой дорожный знак:
— Это всё? Теперь можно тебя убить?
— Нет! Нет! Я, эм… просто помог Калипсо сесть, чтобы… чтобы она могла петь. Качественное греческое выступление всегда должно быть с песней.
Рука Калипсо походила на раздавленный баклажан. Её лодыжка опухла над краем кроссовки. Я не понимал, как она до сих пор оставалась в сознании, не говоря уже о способности петь, однако она прерывисто вздохнула и кивнула:
— Готова.
— Итак! Я явился в Лагерь Полукровок как Лестер Пападопулос!
— Жалкий смертный! — подпела Калипсо. — Никчёмнейший из подростков!
Я уставился на неё, но не посмел снова прервать представление.
— Я преодолел множество испытаний со своей спутницей, Мэг МакКэффри!
— Он говорит о своей хозяйке, — добавила Калипсо. — Двенадцатилетней девчонке. Берегись, жалкий раб Лестер, никчёмнейший из подростков!
Полицейский нетерпеливо фыркнул:
— Это мы уже знаем. Император рассказал нам.
— Тшш, — шикнула Нанетт. — Будь вежлив!
Я приложил руку к сердцу:
— Мы защитили Рощу Додоны — древнего Оракула — и сорвали планы Нерона. Но увы, Мэг МакКэффри сбежала от меня. Злобный отчим отравил её разум!
— Отравил! — возопила Калипсо. — Ядом, сравнимым с дыханием Лестера Пападопулоса, никчёмнейшего из подростков!
Я подавил желание столкнуть Калипсо в клумбу.
Тем временем Лео пробирался к бульдозеру, передавая мои слова танцем, вращаясь и вздыхая. Он был похож на галлюцинирующую балерину в боксерах, однако блеммии вежливо убирались с его пути.
— Итак! — прокричал я. — От Оракула Додоны мы получили пророчество — ужаснейший лимерик!
— Ужаснейший! — вторила Калипсо. — Как и умения Лестера, никчёмнейшего из подростков.
— Выбирай выражения! — прорычал я и продолжил. — Мы полетели на запад в поисках другого Оракула, сражаясь с грозными противниками! Мы одолели циклопов!
Лео запрыгнул на подножку бульдозера, драматически поднял свой строительный степлер и дважды проткнул им грудь бульдозериста — как раз там, где находились его настоящие глаза. Должно быть, это было не очень приятно, даже для такого крепкого существа, как блеммия. Бульдозерист закричал и схватился за грудь. Лео выпинал его с водительского места.
Полицейский закричал: «Эй!»
— Подождите! — воззвал я к толпе. — Наш друг просто наглядно демонстрирует, как мы одолели циклопов. Это вполне допустимо при рассказе историй!
Толпа неуверенно шевельнулась.
— Твоё последнее слово очень длинное, — пожаловалась Нанетт. — Когда уже я смогу пробить тебе голову?
— Скоро, — пообещал я. — Значит, как я уже говорил… мы полетели на запад.
Я снова помог Калипсо подняться. Без всхлипов с ее стороны не обошлось (и немного с моей стороны тоже).
— Что ты делаешь? — пробормотала она.