Я приседаю в глубоком поклоне:
— Мой государь и отец, как могу я послужить вам?
Понимая, что слишком усердное смирение вкупе со слепым послушанием будет выглядеть фальшиво, я вскидываю глаза и, встретив холодный, ничего не выражающий взгляд графа, подпускаю в свой самую чуточку насмешки.
— Моя непокорная дочь осчастливила нас посещением… Где ты ее нашел? — Д'Альбрэ обращается к капитану, но продолжает смотреть мне прямо в глаза.
— В саду. Она разговаривала с вороной.
Д'Альбрэ изгибает густую кустистую бровь. Я пожимаю плечами с видом легкого раздражения:
— В монастыре Святой Бригантии меня научили отчасти понимать диких тварей, государь.
Эту ложь мы придумали вместе с аббатисой, чтобы объяснить мое долгое отсутствие в доме отца: якобы я удалилась к сестрам-бригантинкам, чтобы обучиться целительству и другим их искусствам.
Д'Альбрэ с отвращением фыркает:
— Ты у них там вовсе размякла! — И обращается к одному из стражников у двери: — Поди посмотри, не удастся ли найти эту ворону и поймать. Пожалуй, я бы ее дочке на ужин скормил.
В груди становится холодно от ужаса. Я только надеюсь, что глупая птица уже улетела далеко-далеко. Если меня заставят съесть мою собственную ворону, я ее выблюю прямо на роскошные, кордовской работы, сапоги д'Альбрэ. Мысль об этом придает толику мужества, а с ней и способность выдерживать его взгляд, да еще и с насмешливым выражением.
Стражник низко кланяется и уходит.
— Обыщи ее, — приказывает д'Альбрэ де Люру.
Капитан неуверенно смотрит на графа. Тот кивает, и де Люр расплывается в улыбке. Потом подходит ко мне. Этот усмехающийся свин кладет ладони мне на плечи и проводит ими вниз по рукам, ощупывая сквозь ткань каждый дюйм моей кожи.
Я не могу доставить ему удовольствие, содрогнувшись от мерзкого прикосновения. Наоборот, забавляюсь, гадая, попробует ли де Люр остановить меня, когда во исполнение монастырского приказа я пойду убивать д'Альбрэ. Если попробует — что ж, разделаюсь и с ним.
Когда его пальцы касаются ножен, пристегнутых к моему левому запястью, брови изумленно взлетают.
— Это еще что?
— Это всего лишь мой нож, капитан. А вы чего ждали — чтобы одна из д'Альбрэ разгуливала без оружия?
Он принимается заворачивать мой рукав.
— Осторожнее, — предостерегаю я. — Лезвие очень острое.
Он чуть медлит. Пока соображает, не были ли мои слова угрозой, я сама тянусь за ножом. Сжав пальцами рукоять, втискиваю крохотный свиток в ладонь и лишь потом извлекаю клинок.
Он опасливо смотрит на действительно очень острое лезвие, потом запускает два пальца внутрь ножен и ощупывает изнутри. Я раздраженно оглядываюсь на д'Альбрэ:
— Пристойно ли ему так наслаждаться обыском, государь?
— Я велел обыскать ее, а не обжимать, — говорит д'Альбрэ. — Тебе бы понравилось, если бы я так тискал твою дочку?
Угроза не оставляет сомнений, и движения де Люра тотчас делаются осторожней.
Тем не менее, добравшись до моих ягодиц, он не может удержаться, чтобы легонько не ущипнуть. Тут я соображаю, что все еще держу в руке нож. Приходится пустить в ход всю мою выдержку, чтобы не всадить клинок ему в брюхо. Вместо этого я делаю движение, словно желая убрать оружие в ножны, но немного промахиваюсь. Совсем немного. Так, что острый кончик оставляет борозду у него на щеке.
Он с руганью отталкивает меня и зажимает рану ладонью.
— Я ведь предупреждала — лезвие острое…
Его ноздри яростно раздуваются. Он оглядывается на д'Альбрэ.
— У нее ничего нет, — говорит де Люр. — Только маленький кинжал и подлое сердце.
Я улыбаюсь так, словно он от души меня похвалил. Д'Альбрэ жестом велит ему отойти:
— Ты, верно, рада будешь узнать, что я наконец-то нашел тебе дело, дочь.
Мое сердце выдает медленный удар, больше похожий на судорогу. Мне ли не знать, что д'Альбрэ признает за женщинами лишь два предназначения: рожать ему сыновей и удовлетворять его похоть. Когда речь идет о его собственных дочерях, он худо-бедно признает за ними еще одну роль: замужество, способное добавить ему богатства и славы.
Лишь благодаря посланию из обители у меня хватает отваги поднять подбородок и ласково улыбнуться ему:
— Ничто не доставит мне большего удовольствия, государь, чем возможность вам послужить.
— Мне еще предстоит дознаться, кто открыл герцогине наши замыслы и предупредил ее, — говорит он. — Я хочу повнимательней присмотреться к нантским баронам. Быть может, один из них клянется мне в верности, но тайком доносит ей обо всех моих планах? Имей в виду эти подозрения, когда поближе познакомишься с бароном Матюреном.