— Вы — единственная происшедшая здесь перемена, — улыбнулся он девушке. — Могу я спросить…
— Я Марсия Харкер. Дочь мистера Харкера.
— Дочь? — задумчиво протянул Гарт. — Я помню, что он упоминал о вас. Но мне казалось, что вы должны быть маленькой девочкой с лентой в волосах.
— Я еще училась в школе, когда вы были здесь в последний раз, — рассмеялась она. — И я всегда думала о вас, как о старом, седобородом ученом. Мы оба ошибались, не так ли? — Марсия повернулась к двери. — Папа внизу, в своей мастерской. Чувствуйте себя, как дома, а я пойду скажу ему, что вы приехали.
— Ладно, — сказал Гарт и отвернулся к огню.
Буквально через минуту в прихожей раздались шаги, и в библиотеку вошел Джон Харкер, сопровождаемый Марсией.
Харкер был все тот же, коренастый, широкоплечий, только приобрел небольшое брюшко. Нос у него был красный, а рыжие волосы окаймляли обширную лысину. Выглядел он, словно облезший Санта-Клаус.
— Гарт! — воскликнул он. — Боже, как я рад видеть вас, мой мальчик!
— И я вас тоже! — эхом отозвался Гарт. — Вы ничуть не изменились! Как проходит жизнь сельского отшельника?
— Превосходно, — ответил Харкер, проведя ладонью по лысине. — Вернее, так было до… до… — Он запнулся и замолчал.
— До важнейшего открытия? — рассмеялся Гарт. — А все же что это, Джон? Крышечка для бутылок нового типа или самоуничтожающееся после использования бритвенное лезвие?
Румяное лицо Харкера внезапно стало серьезным.
— Это не шутки, — сказал он. — Это больше… громадное… Эти пластинки…
— Пластинки? — переспросил Гарт. — Я вас не понимаю…
— Увидите… Сейчас все увидите, — пробормотал Харкер, нервно потирая руки. — Я попытался сам разобраться в этом, парень, но… Ладно, возможно, я потерял самообладание. Но как могу я, простой инженер, понять теорию, которая озадачила бы наших самых великих ученых?
Пристальный взгляд Гарта перешел с Харкера на девушку. Оба, казалось, были полны решимости и едва сдерживали волнение.
— Вы говорите загадками, — ответил он. — Давайте, начнем все с самого начала…
— Конечно! — Харкер повернулся к дочери. — Марсия, принеси пластинки! Они лежат на столе в лаборатории. Принеси их сюда!
Девушка кивнула и вышла из комнаты.
— Так… — Джон Харкер принялся набивать почерневшую трубку из корня шиповника. — А что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что собираюсь привести весь мир в новую эпоху? Дать ему чудеса науки могущественной цивилизации, опережающей нашу на тысячу… нет, на десять тысяч лет?
— Я бы сказал, что вы напились, — усмехнулся Гарт. — Причем самого дрянного ликера!
Харкер помолчал, посасывая трубку с довольным видом человека, собирающегося стереть своих критиков в порошок. Стук каблучков Марсии несколько успокоил его, его горящие глаза немного смягчились.
— Ах, вот как! — пробормотал он. — Сейчас вы увидите! Вот дар миру, который не сравнится ни с чем другим!
Марсия принесла четыре зеленоватые пластинки по футу с каждой стороны и в дюйм толщиной. Когда она положила их на стол, Гарт заметил, что они покрыты какими-то странными значками.
— Посмотрите на эти пластинки! — Харкер ткнул рукой в зеленые квадраты. — Скажите, что вы думаете о них?
Гарт поднял одну из пластинок и поднес поближе к глазам. На ощупь он понял, что она металлическая… но такого металла он никогда прежде не видел. Пластинка флюоресцировала, испускала тусклое, зеленоватое сияние!
— Странно, — пробормотал Гарт. — Светящийся металл? И очень легкий. Я бы сказал, он весит меньше, чем алюминий.
— Это еще не все! — проворчал Харкер. — Видите зарубку на краю?
Присмотревшись, Гарт увидел едва заметное углубление с одной стороны пластинки.
— Это все, что могло сделать алмазное сверло, прежде чем сломалось, — продолжал Джон Харкер. — Это самый прочный металл в мире, без всякого сомнения! А теперь скажите, что вы думаете об этих значках.
Гарт внимательно осмотрел странную пластинку. На ней была выгравирована серия странных, хотя и красиво выполненных, рисунков. На первом рисунке было четыре квадрата, лежащих рядом с равноугольным треугольником. На следующем квадраты были внутри треугольника. На третьем треугольник, по-прежнему с квадратами, был над цилиндром. А ниже этих трех идеограмм была четвертая, побольше, на которой было одиннадцать кругов, вложенных один в другой. Первый круг был больше всех остальных. От самого маленького круга, расположенного ближе всех к большому, тянулась пунктирная линия, соединяя его с четвертым. Затем был квадрат с путаницей линий и спиралей внутри, а рядом такая же путаница линий, но уже не ограниченных квадратом. На последнем рисунке было вновь одиннадцать кругов, но на втором и четвертом кругах были эти беспорядочные спирали и линии, а пунктир, соединяющий эти круги, теперь был двойным.