–И тишины тебе хватит. Тишины и пустоты.
–Замолчи.
–А не то? – интересуется голос. Кажется, в нём есть интерес. Или нет? Я уже не понимаю таких вещей.
А не то! хороший вопрос! Я понятия не имею. Даже если допустить что я чего-то там могу, то…
Нет, даже допустить не получается, видимо, воображение плохо работает, когда в темноте нельзя различить ничего.
–Ну и стоит ли брыкаться? – голос разочарован. – Лежи, не рыпайся, если хочешь поговорить – говори пока можешь. А то ведь скоро всё – в темноту и пустоту ещё немота с тишиной спустятся, а там точно всё.
Голос смеётся где-то позади, я пытаюсь заплакать, но не могу – глаза лопнули.
***
Вообще-то первым пропало обоняние. Заметить это было очень сложно, разве только донёсшийся откуда-то снизу ветерок (помню как жило ещё удивление – откуда здесь ветер?) перестал царапать дыхание и оставлять на языке сладковато-едкий привкус. Такой привкус может быть только у гнили, почему-то всё, что гниёт, в самом начале имеет запах сладости – тошнотворно-едкой сладости.
Что ж, остаётся только благодарить – не знаю, правда – темноту или небо – за то, что обоняние ушло до того, как сладковато-тошнотворный привкус гнили в ветре сменился отвратительным, выворачивающим желудок наружу запахом. Ведь недолог этот сладковатый запах, он резко меняет окраску, сбрасывает эту сладость, которую можно ещё терпеть, змеиной кожей, и обрастает новой – мерзкой, невозможной.
Так что на пропажу обоняния сетовать не приходилось. Голос и вовсе утверждает мне с этой отвратительной хрипотцой:
–Радуйся, что обоняния нет, а то у тебя во рту сейчас бы тако-ое творилось!
Я не могу понять издевается голос или сочувствует, но верю. А что мне ещё остаётся?
Осязание пропало следом. На счастье, наверное. Я помню как оно отключилось именно в тот момент, когда у меня во рту что-то шевельнулось. И снова – слава…нет, едва ли богу и небу за это. Наверное, всё-таки, слава темноте за милосердие. Иначе я не знаю как это можно было бы вынести!
А так – осязания нет, я не чувствую что вокруг меня и не чувствую себя. Из минусов – я не могу себя контролировать, моё тело уже не моё. Из плюсов – моё тело уже не моё и я не могу его контролировать, потому что ни одного контроля тут не хватит.
Я ведь понимаю, что сейчас творится вокруг меня. Благо, я не чувствую. Я уже ничего не чувствую. Хвала всей силе.
Вкус пропал третьим. Следом за осязанием, за тем моментом, когда у меня во рту что-то шевельнулось. Мне не довелось распознать, что там у меня и какое оно… и за это одно нужно благодарить темноту, потому что узнай я это – я не выдержу. Моё тело заперто, но мой разум, о да, он ещё может функционировать, пусть вспышками, пусть обрывочно, но может же! и я думаю что мой разум сбежал бы, оставил бы меня здесь и сбежал. И тогда…
А может тогда было бы легче? Может тогда забвение и пустота наступили бы мягче? А пустота, немота и тишина просто не пугали бы?
Мне не дано проверить. Значит, спрошу темноту, позову её мысленно, спрошу – вдруг ответит? Не темнота, а голос, что живет в ней. Кому-то принадлежащий голос.
–Ты здесь?
–Я всегда здесь.
–Почему не сразу? Почему сразу не приходит…то самое?
Голос молчал долго. Мне казалось, что ответа уже не будет до самой моей пустоты, но вдруг прозвучало:
–Этого я не знаю. Этим вопросом задаётся, пожалуй, каждый, но это не значит, что где-то есть ответ. Да и зачем? Разве это что-то изменит? Ну вот представь – знаешь ты правду, и что? В чём смысл? Что будет дальше-то? будешь до конца ждать с осознанием этой правды? Мы знаем, что трава зелёная, а небо голубое, что земля чёрная – и это правда. А если мы не знаем, не по глупости своей, а просто от того что не дано не знаем, значит и не надо.
Не знаю, был ли голос когда-то разговорчивее. Память уже не хранила того мгновения, когда голос впервые обозначил себя в темноте.
Наверное не был. Может быть и голосу было скучно временами? Не голосу, конечно, а тому, кто им обладал, кто жил в темноте, которая нависала надо мной.