— Да, — выдохнул Кален. Магия девушки обострила его чувства, а её руки обжигали огрубевшую кожу. Её губы, о боги, и зубы…
Файне усмехнулась ещё шире — стали видны острые, как иглы, клыки.
— Хорошо.
Кален поёжился от воспоминания.
Он заставил себя встать с холодной, помятой постели и потянулся. Пахло ею. Запах Файне был повсюду — сладкий, дурманящий и развратный.
В зеркале отразилась его физиономия — лицо заросло бурой щетиной. Файне хихикала, дотрагиваясь до заросшего подбородка.
Картины предыдущей ночи затмили его разум — Кален всегда подмечал детали, но вся внимательность была тут абсолютно лишней. Для него Файне представлялась как запретный, но в то же время весьма привлекательный идеал. Память об удовольствие в купе с затенённой болью.
— Ты говори, если я буду делать тебе больно, — предупредил её Дрен.
— А зачем? — только и спросила она.
Файне прошептала ему на ухо лишь одно слово, от которого всё естество Калена сотряслось в агонии. Он боролся с умопомрачением, чтобы сильнее поцеловать девушку. Его пальцы вонзались в её плоть, вырывая сдавленные вздохи с губ Файне.
— Я не могу контролировать собственную силу — я не всегда чувствую это. Ты должна сказ..
— Ты не понял, — в её улыбке не было ни тени невинности или смущения. — Зачем?
Кален ещё раз вздрогнул, и воспоминание померкло.
Да, боль была, но не физическая. Болели их сердца. Сломанные вещи, которые таковыми и должны быть.
Мужчина тряхнул головой, чтобы прояснить разум. Он поплёлся в одних только подштанниках к двери.
В большой комнате всё выглядело почти так же, как всегда. Но Дрен сразу увидел, что не горели угли под котелком, которые каждое утро подогревали рагу, а сам котелок висел пустой.
Кален нахмурился. Никто сегодня не ел что ли?
И — когда он прошёл чуть дальше — мужчина увидел красно-чёрную лужу на полу, натёкшую из-под двери второй спальни.
От сонливости не осталось и следа — Калену потребовалось мгновение, чтобы прийти в чувство. Мужчина услышал слабое, прерывистое дыхание, которое тут же узнал. Не задумываясь о возможных ловушках или опасностях, Дрен кинулся в комнату Целлики.
Полурослица лежала там. Вся одежда девушки была бурой от крови, а сама Целлика была белее мела. Кален бы счёл подругу мёртвой, если бы не едва ощутимое дыхание.
— Целлика, — Кален рухнул на колени рядом с ней. — Боги. Боги!
Глаза полурослицы открылись, и губы девушки шепнули:
— При…вет. Светлых монет?
— Целлика, — Кален нежно приподнял её голову. — Сестрёнка…
— Только посмотри на это, Кален, — дрожащей рукой полурослица показала на чёрную от крови льняную рубаху. — Убили меня, Кален. Всадили нож прямо в брюхо. Отравленный. Это не сможешь исцелить даже ты.
Кален нерешительно поднял руки. Мужчина знал, что Целлика была права. Раны были слишком глубокими, а яд уже полностью рассосался в крови. Он не мог исцелить её — не с жалкими крохами, оставшимися от былой силы паладина.
Но он должен попытаться. Он должен.
Око трёх богов, Хельм, Тир, Торм, кем бы ты ни был — услышь мою молитву.
— Нет, Кален, уже четыре часа минуло…слишком поздно.
— Замолчи, — Кален с силой сжал снятое с пальца кольцо — символ Хельма вдавился ему в кожу. Дрен поклялся, что никогда ни о чём не будет молить, но он будет умолять, если это сможет спасти его сестру…
— Не делай этого, Кален, — произнесла Целлика надломленным, слабым голосом, но всё же Кален помедлил. — Не для меня.
Дрен посмотрел ей прямо в глаза и кое-как произнёс, сглотнув ком в горле:
— Позволь мне спасти тебя.
— Ты не можешь, — покачала полурослица головой. — Прибереги это для неё. Дварф… он забрал её.
Рас, понял Кален
— Кого? — прошептал он. — Кого он забрал?
— Мир…Мирин.
Целлика прерывисто, тяжело закашлялась — такое впечатление, что ей мешало толчёное стекло, забившее глотку.
— И Файне.
— А что с ней? — Кален кое-как поборол свой кашель, чуть не скрутивший его как всегда не вовремя. — Ты её видела?
Целлика покачала головой.
— Я видела… — зрачки девушки расширились, словно от испуга. — Неважно.
— Я не понимаю, — Кален почувствовал, как внутри закипает гнев.
— Я знаю… — Целлика сильно сжала его руку. — Мне знаком этот взгляд.
— Целлика, — прервал её Кален. — Целлика, я клянусь тебе. Я найду его, а когда найду…