О-у-у-у!!! Больно-о-о!
Паша отреагировал рефлекторно. От души врезал Лющенко по скуле. Она отлетела, не устояла на ногах. Падая, ударилась виском об угол плиты. Шикунову показалось: вскользь, несильно. Однако, упав, осталась лежать неподвижно. Он подумал, что гадина притворяется, что стоит нагнуться над ней — снова пустит в ход когти…
Но Лющенко не притворялась.
По суставам, обязательно по суставам, подумал Паша. Разрезать, что разрежется, потом твердое — пилой.
Он наклонился над ванной, занес тесак… И снова распрямился. Опять забыл про перчатки, которые снял, пока искал и точил инструмент. Сходил на кухню, надел, — но вся решимость за эти недолгие секунды куда-то подевалась. Шикунов снова наклонился, приложил лезвие к коленке…
В этот момент запиликал домофон.
Паша бросил взгляд на часы и застонал. Лариса! Как он мог забыть про нее! Вчера позвонила на работу, сказала, что в субботу с утра заскочит, заберет кое-какие детские вещи… Он пообещал, что будет дома.
ЧТО ДЕЛАТЬ???
Не открывать? А потом объяснить, что появилось какое-то срочное дело? Вариант неплохой, свои ключи Лариса брякнула на стол, уходя. Но…
Но имелся еще один комплект, запасной. Хранился на всякий случай он у тещи, жившей неподалеку — в пяти автобусных остановках. К матери-то и ушла Лариса. И как раз сегодня обещала принести и отдать ту связку.
Мысли метались в голове. Шикунов метался по квартире. Бросился на кухню, торопливо стал подтирать полотенцем засохшую лужицу крови — не доделав, помчался в ванную.
Домофон продолжал пиликать.
Куда же оттащить, куда же запихать тело? Лариса чистюля невероятная, придя с улицы, тут же отправится мыть руки…
В крохотной «двушке» Шикунова подходящих мест не было. По крайней мере быстро ничего не придумывалось. Да и не известно, по каким углам-шкафам будет Лариса собирать вещи. А если не только детские? Если откроет платяной шкаф и увидит труп?
Домофон смолк. Паша издал слабый скулящий звук. Едва ли Лариса развернулась и ушла. Либо кто-то вошел или вышел, впустив ее, — либо воспользовалась принесенными с собой ключами…
Так ничего и не придумав, Шикунов задернул пластиковую занавеску, скрыв из виду ванну вместе с содержимым. И тут же мелькнула спасительная идея. Щелкнул выключателем, привстал на цыпочки и схватился за висевшую в ванной лампочку. Раскаленное стекло обожгло сквозь тонкую резину, но Паша, матерясь, вывернул-таки лампочку на пол-оборота. Щелкнул выключателем снова — свет не зажегся.
До того, как простуженной канарейкой запиликал дверной звонок, Шикунов успел покончить с кровавым пятном на кухне. Совсем оно не исчезло, но выглядело теперь достаточно безобидно — словно тут разлили и небрежно вытерли кетчуп…
— Оттягиваешься на свободе? — без особого попрека спросила Лариса, кивнув на открытую дверь кухни.
Валяющуюся на полу скатерть и разбитую посуду Шикунов убрать не успел, кофейную лужицу тоже не вытер. Он проглотил комок в горле, попытался что-то ответить — и не смог.
— Не особо эстетично, но вполне логично, — продолжила она. — Я, пожалуй, разуваться не буду.
И — угадал, угадал Паша! — потянула дверь ванной, одновременно нажав на клавишу выключателя.
— Что у тебя со светом, Шикунов? Вверни новую лампочку, есть же запасные…
Он наконец справился с речевым аппаратом. И голос прозвучал достаточно уверенно:
— Дело не в лампочке. Что-то с проводкой. Ты помой руки на кухне, я принесу полотенце и мыльницу. В ванной к трубам лучше не прикасаться — током бьет.
Сработало!
В электричестве Лариса ничего не понимала, но ударов током боялась панически — после того как в Казахстане едва не стала жертвой незаземленной электроплиты.
Лариса процокала каблучками на кухню, хмыкнула, переступив через следы разгрома. Паша принес обещанные полотенце и мыло, затем быстрым взглядом окинул кухню.
Проклятие!
На стуле лежала сумочка Лющенко!
Возможно, Лариса ее сразу и не заметила, стул стоял не на виду, был втиснут между холодильником и кухонным столом. Прятать было некогда, Паша торопливо уселся прямо на сумочку.
— Приглядываешь, чтобы не прихватила чего лишнего? — спросила Лариса, вытирая руки.
Он молча пожал плечами.
— Не бойся, все кастрюльки-сковородки останутся твоей красотке.
— Какой еще красотке?! С чего ты взяла?
Правдоподобно сыграть возмущение не удалось. Голос дрогнул, и закончил Паша до неприличия пискляво.
Лариса демонстративно втянула воздух носом и продекламировала:
— Тут женский дух, тут бабой пахнет…
Шикунов — машинально — тоже принюхался, но ничего подозрительного не учуял. Скорее всего, дело в новых занавесках и в разложенной по-новому посуде…
Но спорить он не стал. Дождался, пока Лариса выйдет из кухни, торопливо запихал сумочку в ящик с инструментами — уж туда-то жена точно не сунется. Он по-прежнему думал о Ларисе как о жене; с формальной точки зрения дело так и обстояло — штампы о разводе в их паспортах отсутствовали. И — Паша очень надеялся — всё еще могло наладиться. Он, собственно, возлагал большие надежды именно на сегодняшнюю встречу — поговорить по душам, напомнить обо всем хорошем, что у них было, о Натусике и Паше-младшем, в конце концов…
Вместо этого Шикунов упорно молчал до самого ухода Ларисы. И мысленно поторапливал ее: ну уходи, уходи же скорее. Что ни говори, жена и любовница, пересекшиеся в одной точке пространства-времени — перебор. Даже если любовница мертвая…
Особенно — если мертвая.
ГЛАВА III. ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ ОРГАНИЧЕСКОЙ И НЕОРГАНИЧЕСКОЙ ХИМИИ
Герой все-таки решился выскользнуть из туалета. Как он здесь оказался, и сам не помнил.
Наконец он остался один. То есть, конечно же, не один — с Лющенко. Вновь поплелся в ванную, подвернул лампочку — она уже остыла и пальцы не жгла. Подумал, что надо бы снять с Лющенко одежду, чтобы не возиться потом с окровавленными тряпками. Даже не снять, но срезать…
Пошел было за ножницами, но застыл на пороге, осознав простую истину: сейчас он займется одеждой, потом вспомнит еще что-то важное и нужное, потом еще что-то… — лишь бы не приступать к главному.
Он разозлился. Нагнулся над ванной, схватил тесак — к черту перчатки! Но едва отточенное лезвие коснулось кожи, весь порыв испарился. Паша по инерции провел тесаком по коленке — едва-едва, бессильно. Кожа разошлась неглубоким разрезом. Крови не было. Гладкая рукоять тесака выскользнула из вспотевшей ладони. Сталь звякнула о ванну. Паша тяжело опустился на кафельный пол, замер неподвижно.
Все кончено.
Он никогда не сможет сделать ЭТОГО.
Никогда…
Сидел долго, мысли в голове вертелись какие-то дурацкие, абсолютно несвоевременные: вспоминал, как прошлым летом всей семьей ловили рыбу бреднем — здесь, под Питером, в отпуске; как истошный вопль Натусика: «Пашка тонет!» — заставил бросить снасть в самый ответственный момент; но двухлетний Пашка-младший не тонул, — просто, увлеченный невиданным зрелищем, чересчур перегнулся над рекой и шлепнулся в воду у берега, где глубина оказалась по щиколотку…
А вот Пашка-старший сейчас тонет. Вернее — уже утонул. Сидит на дне и не пытается барахтаться.
Но должен же быть какой-то выход! Красивый и изящный, без грубой мясницкой работы, на которую Шикунов решительно не способен…