Младший лейтенант с тремя когтями на груди опасно запыхтел, желая как-то подоходчивее донести Мэю, что за него волновались. Дей с любопытством подметил, что Орта вообще очень сильно напоминает степняка, особенно вблизи — черноватая смуглость, матово блестящие, темные крупные глаза, неизбывная привычка жителей великой степи хвататься за рукоять кинжала на поясе… И как он, в таком случае, оказался офицером волчьего гарнизона?
— Твоя мама, офицер Мэй, почтенная женщина, а ты вынуждаешь меня поминать ее светлый образ в темных тонах! — смуглый палец обвиняюще ткнулся в кольчугу на груди командира. — Короткоживущий, рожденный не с той стороны мира, и тот понял бы, что находка твоего щита, не самый ключевой момент фразы «они бросили нам твой щит, доказывая твою смерть»!..
— Я понял, понял, Орта, а теперь прекрати выставлять меня полным олухом перед нашим добрым принцем, не замечающим таких маленьких деталей, как сквернословие и неподчинение, — Мэй слегка покачнулся, но Дей успел перехватить его поудобнее. — Пора домой!
— Простите, мой принц, — обращался этот странный офицер тоже вполне по-волчьи, глядел прямо, — наш офицер не виноват, что его благая мама родила его малость неблагим на всю голову! Его пегую недалекую голову! Предназначенную быть прекрасной подставкой для шлема!
Успокоить это страстное создание явно было не проще, чем пришедшего в ярость волка.
— О-о-орта-а-а-а! — Мэй уже натурально стонал.
— Я учту, младший лейтенант, — Дей решил включиться в разговор: сил у Мэя не прибывало, следовало довести его быстрее. — И вы тоже учтите, ваш офицер на ногах не первые сутки.
Полукровка успокоился резко, будто ледяной водой плеснули, подладился под руку своего офицера, и они двинулись дальше втроем. При этом полустепняк не прекращал бухтеть ругательства, неприлично часто поминая чьих-то благих мам.
По мере приближения к крепости все больше волков подходили, чтобы заглянуть офицеру в лицо, окликнуть Орту — самого располагающего к общению из всей троицы. Откликался при этом через раз Мэй, а Дей наблюдал всю обстановку и понимал, отчего в нем возникло ощущение дома: волки переживали друг за друга как за ближайшую родню. Брэдли поддразнивали потеряшкой, Орту издали окрикивали сквернословом, про Мэя почтительно, благоговейно молчали — действительно любили, видели, что едва держится, не тревожили понапрасну.
За воротами уже можно было расслабиться: все волки вернулись, волокуши разбирали по принадлежности ши миру этому или теневому, незанятые на дежурствах стражи толпились у решетки, опустившейся после закрытия тяжелых створок. Мэй с тяжким вздохом оторвался от Дея и Орты, прошел во двор, оглядывая крепость с облегчением, похлопал примолкших волков по плечам, улыбнулся им, сразу всем, поприветствовал, самим своим присутствием вселяя веру в лучшее.
…А потом Дей едва успел поймать боевого офицера за шиворот, благо, шел за ним — отключился Мэй тоже легко, очевидно, осознав, что пришел наконец, добрался, все в безопасности, никому ничего не грозит.
Стражи всполошились было, загомонили, но после нескольких окриков Орты унялись, притащив носилки, погрузив на них офицера и с осуждающим ворчанием переместив его в лазарет. Дей надеялся, что в лазарет, ну или хоть в комнаты Мэя. Орта двинулся за носилками, а возле Дея оказался знакомый сержант.
— Ну что, Брэдли, где тут у вас гостевые покои?
— Я вам как раз покажу! — рассеянный волк вскинулся обрадованно. — Но сначала на обед!
В этот визит крепость понравилась Дею больше, чем прошлой ночью, когда ее пришлось отбивать из осады фоморов, почти штурмовать ворота и с радостью видеть волчьи лица. Трапезная тут была меньше, чем в Черном замке, зато устроена ровно так же: несколько рядов с большими столами и длинными лавками, где волку любого чина и звания предлагалось занять то место, которое ему попросту понравится больше других. Дей с удовольствием поел, а потом и его догнала усталость, пришлось перебивать разговорившегося Брэдли, вежливо раскланиваться с едва вернувшимся Ортой и убывать в сторону спальни.
До вечера Дей проспал совершенно без сновидений, проснулся ради ужина, опять подкрепился, перекинулся словом с офицерами, узнав, что Мэй так и спит, уже перевязанный и подлеченный. Выслушал одну за другой несколько благодарностей за спасение командующего, отчего стало неловко: благодарить его не переставали, как будто каждый считал своим долгом изъявить ее Дею лично. Возможно, так и было — нравы границы и столицы точно разнились. Взять хоть эти их отклики!