Это, думает Рингил, не так уж далеко от правды. Как бы долго глифовые утесы тут ни стояли, похоже, люди и другие существа тоже отыскали сюда путь и попытались вырвать у этого места его секреты. Он видит деревянные лестницы, железные, сделанные из сплавов, которые не может назвать, из веществ, которые видит впервые в жизни. Гладкие, смолистые, медового цвета; сплетенные из лиан, которые подергиваются, словно еще в каком-то смысле живут, стоит их коснуться или случайно наступить. Лестницы, сооруженные из чего-то, подозрительно похожего на человеческие кости.
Есть простые, как набросок, отражающий их предназначение и выполненный с помощью той материи, какую владельцам удобнее всего было использовать. Есть замысловатые, с резьбой или литьем, с гербами и завитушками, символами, которые должны смягчить и приукрасить сугубо практичную суть: два шеста и поперечные ступени. Некоторые явно созданы для рас, чьи конечности по пропорциям отличаются от человеческих. Встречаются древние – дерево потемнело и прогнило насквозь, ржавчина оставила от железа одни ошметки, смола пошла пузырями и потрескалась от чужеродных процессов распада. Но попадаются и новые, из дерева, которое столяр обработал так недавно, что оно еще неровное, как будто лестницу сколотили только вчера и бросили всего-то за пару секунд перед тем, как они с Хьилом тут появились. Из-за лестниц кажется, что утесы одержимы призраками: как будто чей-то взгляд все время устремлен в затылок, как будто кто-то ждет, удастся ли тебе превзойти тех, кто побывал здесь раньше и – в некоем трудно постижимом смысле – только что ушел.
– Кажется, мы снова опоздали к атаке.
Хьил закатывает глаза. Это для обоих далеко не новая шутка.
– Хватай за другой конец, – говорит он, указывая на серебристую лестницу длиной в пять ярдов. Рингил знает по прошлому разу, что предметы из этого металла почти ничего не весят; они справятся с этой штукой, приложив не больше усилий, чем если бы поднимали канат той же длины. – Приставим ее возле того дерева, растущего на скале. Там ты поднимешься.
Они переносят лестницу с минимумом суеты. Рингил отстегивает Друга Воронов и прислоняет к скале – он готов поклясться, что меч, коснувшись испещренного глифами камня, чуть вздрагивает внутри ножен. Он на мгновение устремляет пристальный взгляд на свое оружие. Пожимает плечами. Расстегивает пряжку и позволяет плащу растечься роскошной лужей в высокой траве у ног, ступает на первую перекладину лестницы. О, да. Он поворачивается к Хьилу.
– Может, скажешь, что я должен искать?
– За деревом есть расселина. – Обездоленный князь разводит руками, показывая ее ширину. – Примерно такая. Глифы уходят внутрь. Я хочу, чтобы ты шел по ней до той поры, пока не перестанешь видеть, и отследил одну из последовательностей.
– Какую?
– Не имеет значения. Ты поймешь, что я имею в виду.
Рингил пожимает плечами и начинает взбираться. Вверх, мимо бесконечных нагромождений глифовых строчек, кривых, косых и теснящихся, как наброски убогих улиц на какой-нибудь карте портовых трущоб Трелейна. Лестница начинает слегка вибрировать от его веса, когда он поднимается достаточно высоко. Вдоль истертых известняковых поверхностей пролетает холодный ветер, как будто что-то вынюхивая. Он стонет в закоулках и подле острых краев, ласково треплет волосы и улетает прочь. Сквозь перекладины Гил замечает глифовые последовательности: чем ближе к вершине, тем ближе к камню. Он уже достаточно всего изучил, чтобы замечать в них определенные закономерности, осмысленные сочетания: в глазах людей… известное неизвестное… изменения запутанности… неудачи вышли из-под контроля… остановите, я сойду… Некоторые он умеет встраивать в более длинные цепочки. Некоторые Хьил терпеливо ему объяснял, но пока что не представился внятный повод пустить их в ход.
Есть и такие, от которых – он сам не знает почему, – его пробирает дрожь.
Он подбирается к дереву на скале. Ствол примерно такой же ширины, как предплечье Рингила, и украшен плотной кроной из более тонких веток и пучков серо-зеленых листьев с грубыми краями. Растение достаточно гибкое; у Гила получается протиснуться мимо, но не без труда. По ходу дела он обзаводится парой царапин на лице и руках, пыхтит и пропитывается каким-то темно-зеленым ароматом.
Прямо за деревом – расселина, о которой говорил Хьил: расширяющееся ущелье со входом, заслоненным укоренившимся деревом. Действительно, глифы начинаются у края скалы и уходят внутрь, во тьму. Рингил не видит, как глубоко эта трещина проникает в тело утеса: свет сдается быстрее глифов, и дальше простирается лишь непроницаемая мгла.