Итак, услышьте, как объявленный вне закона ренегат, имперский холуй и с недавних пор проклятый адепт черной магии Рингил – коего никто больше не должен звать Эскиатом, дабы не запятнать это издавна чтимое родовое имя, – был наконец-то низвергнут, побежден и убит в битве на море доверенными каперскими капитанами-магами из внутреннего круга, призвавшими давно утраченные силы Исчезающего народа. Болотное братство, недавно достигшее патриотического соглашения с городскими старейшинами в Канцелярии, предложило колдовские силы, которыми владеют только их сородичи, отдать в распоряжение Лиги, дабы послужить ее интересам. Вмешалась клика, поклявшаяся защищать Прекрасный Град в трудную минуту: наняла нужных людей и посвятила в свои тайны, дала им корабли и отправила вести магический бой с ренегатом и его имперскими кораблями, посягнувшими на воды Трелейна. И, возможно, Прекрасный Град в трудную минуту призвал не только олдрейнскую магию, но и самих Исчезающих во плоти – ибо двенд видели, славные господа и дамы, видели не раз на протяжении последних недель, как они бродили по ночным улицам города, сияющие, гибкие и мрачные. Спросите любого – это хорошо известно.
И вот, по всему северному побережью Джерджиса в ночь сражения с имперцами ударили молнии из штормовых туч, пришедших с запада, пробудив яркое белое пламя в сердце каждого олдрейнского каменного круга на возвышенностях и утесах, и на священной почве внутри этих кругов появились странные тени. На мысе Мельхиар, за болотом, молния ударила прямо в камень, именуемый Вдовой-в-Дозоре, и расколола его напополам сверху донизу. И когда прибой бился о скалы внизу, посреди грохота и вспышек света, кое-кто видел, если верить их словам, как резвятся среди буйных волн мерроигай, словно девы-купальщицы, и морские водоросли облепляют их пышные и красивые обнаженные груди, запутавшись в длинных струящихся волосах, и…
Благодарю вас, любезный сэр, от души благодарю. У меня и впрямь пересохло в горле от этого рассказа.
Итак, на чем я остановился?
Но хоть черный маг-ренегат и был разгромлен, за это пришлось заплатить ужасную цену. Ибо в тот момент, когда он был сражен – некоторые говорили, что из арбалета, благословленного в храме Фирфирдар в Луговинах, выстрелил с другого корабля знатный хинерионец и великий белый маг по имени Клитрен, – темный изгой призвал последние колдовские силы и взобрался на грот-мачту, где повис, запутавшись в снастях, как чудовищная летучая мышь, и с предсмертным вздохом обрушил на головы своих убийц демоническое проклятие. В тот момент об этом мало кто думал. В конце концов, какой подлый злодей не будет плеваться и сыпать ругательствами, когда придет его час? Но некоторые из свидетелей Рингилова ухода, по слухам, говорили, что почувствовали холодное прикосновение тени, упавшей на них в тот самый миг, когда отзвучали последние слова умирающего ренегата. И в ту самую ночь чума пришла на уцелевшие корабли, прокралась по палубам среди отдыхающих героев как призрак, коснулась каждого храброго капера без исключения – и повергла ниц всех до единого.
Возможно, источником заразы был труп самого ренегата, кой привезли в Трелейн в качестве трофея, с вырезанным языком и глазами, с пальцами, отрубленными под корень. Или, быть может, ее принес злобный ветер с юга. Как бы то ни было, теперь чумные корабли стоят на якоре рядом с флотом тюремных судов, легко видимые с южной стены, если вдруг кто сомневается в моих словах, и трепещут над ними знамена бедствия и горького изгнания из Прекрасного Града. О да, под мрачными флагами трелейнские герои открытого моря теперь лежат, сраженные, и нечестивая магия, хоть ее и победили, оставила трагическое черное пятно, которое могут увидеть все…
Дождь, моя дорогая? Колдовской? Поистине восхитительное воображение для такой особы, красивой и, э-э, если позволите так выразиться, неиспорченной общением с миром. Но я так не думаю. Шторм по своей силе и впрямь выдающийся – вы только прислушайтесь к нему! И, должен заметить, он начался ужасно не вовремя, усложнив мне путь к бедному чердаку, где я преклоню голову на некотором расстоянии отсюда, – если, конечно, какое-нибудь другое убежище не найдется, дорогая моя госпожа, для бедного сказителя и романтика в душе.
Но колдовство? Колдовской ливень? Это вряд ли.
Посреди вод, так исхлестанных ливнем, что они, казалось, кипели и исходили паром в угасающем вечернем свете, тюремные блокшивы один за другим срывались с цепей и по низкой зыби их несло к Трелейну, хоть Акулий Хозяин Вир и не припоминал, чтобы какое-нибудь течение шло через дельту в том направлении.