Арчет почувствовала, как ее собственная верхняя губа приподнялась в ответ. Сердце и легкие рефлекторно, неистово заработали, готовясь к битве. Она размяла руки, повисшие вдоль тела, и ножи нетерпеливо затрепетали в ножнах.
Искры вылетали из кузницы и летели через улицу, как раскаленный снег.
«Ну давай, вперед».
И волк исчез.
Она стояла в шоке, не совсем понимая, как это произошло. Только что волк был здесь, а в следующее мгновение он, казалось, немыслимым образом встал на дыбы и шагнул назад, скрывшись во тьме. Раскосые янтарные глаза моргнули и погасли.
Арчет с сомнением посмотрела на пятно тьмы, поглотившее волка, прощупывая мрак, затем пожала плечами.
«Это все, на что ты способна, Келгрис?»
Тут полукровка заметила, что стук в кузнице рядом прекратился. Она взглянула на кузнеца и его сыновей, увидела, что они застыли с инструментами в руках и таращатся на нее. Подобная молнии вспышка прозрения зажглась в ее голове: она увидела себя их глазами – черная как ночь, высокая и неподвижная в сиянии печи, перевязь с кириатскими ножами сверкает и блестит, туго охватывая ее тело в демонстрации чуждого мастерства, перевернутые рукояти Убийцы Призраков и Проблеска Ленты лежат на груди, в глазах пляшут калейдоскопические блики.
Для этих людей она, вероятно, выглядела не менее потусторонней, чем та тварь, что следовала за ней по улице.
Арчет кивнула им в знак молчаливой благодарности и продолжила свой путь. Свернула за угол и по пологому склону поднялась к посольству. Сияние из кузницы осталось позади, биение ее сердца успокаивалось, переставая быть подобным грому. Она…
Из ниши между стенами лачуг слева от нее – так быстро, что она не успела даже повернуть голову, – выскочила гибкая темная фигура, крепко схватила ее за грудь, прижав руки к бокам, и потащила назад во тьму, невзирая на то, что Арчет яростно отбивалась ногами. Полукровка запрокинула голову, чтобы ударить нападавшего по лицу – если оно у него было, – но удар пришелся по воздуху. Темная фигура волокла ее назад, шаг за шагом превозмогая сопротивление, все дальше в пространство между лачугами, без видимых усилий.
Ножи ожили. Падающий Ангел выпрыгнул из ее сапога и оказался в руке. Остальные тосковали в перевязи. Она рычала и крутила шеей, пытаясь отыскать горло или лицо, чтобы укусить, но ничего не находила. Сильно вытянулась в руках, которые мешали ей двигаться. Рубанула воздух рядом с собственным бедром Падающим Ангелом…
– Угомонись!
Это было напряженное бормотание, не более того, но Арчет почувствовала, как воля к борьбе выскочила из нее словно пробка из бутылки. Почувствовала, как от этого приказа иссякли силы. Даже ее ножи внезапно затихли. Все волоски у нее на затылке встали дыбом.
– Так-то лучше. Если не возражаешь, обойдемся без строптивой королевы-воительницы.
Женский голос – с хрипотцой, великолепный и интимный; казалось, он эхом отдавался в ее животе, просачиваясь все ниже, где она спрятала свои чувства к двум ишлинакским шлюхам с пылкими очами. При этом воспоминании в ней проснулся новый огонь. Хватка на ее руках чуть ослабла, тонкая темная ладонь затрепетала в ее поле зрения, как у фокусника перед трюком. Затем, прежде чем Арчет успела отреагировать, рука снова опустилась прямиком к месту соединения ее бедер, ладонь и длинные пальцы прижались к щели. Полукровка ахнула и выгнулась дугой. Ее внутренности стали горячими и жидкими от прикосновения. Каким-то образом, сквозь слои кожи и хлопка, пальцы этой руки оказались внутри нее, открывая ее внезапно преисполненную желания вульву, двигаясь в мягком, но настойчивом ритме, пытаясь достичь какого-то непостижимого ядра, обхватывая и прижимая, а потом как будто лава хлынула из сточного озера в Ан-Монале, разрушая берега, – излилась, горячая, густая и величественно неудержимая, хлынула липким потоком вниз, – когда Арчет кончила, сотрясаясь от сильной дрожи.
Ей в жизни не доводилось такого испытывать.
Она выскользнула из объятий, упала на ближайшую стену лачуги, тяжело дыша, всхлипывая, слезы застилали ей глаза.
– Ну вот, получай. Поглядела бы я, как твоя потаскушка из Лиги пытается устроить тебе то же самое.
Что-то темное опустилось на колени рядом с ней в переулке. Она моргнула сквозь слезы и увидела нависшее лицо совершенной красоты – гладкая эбеновая кожа, почти такая же, как у нее самой, обнаженные в ухмылке, чересчур острые белые зубы, длинные буйные волосы, которые выглядели так, словно их целую жизнь не касался гребень. В центре всего этого были глаза – те же самые янтарные очи, которые она уже видела дважды за эту ночь. Та же рука, что только что заставила ее вспыхнуть, теперь потянулась и поправила воротник, большим пальцем смахнула слезы с лица и погладила по щеке, и все это с нежной, но настойчивой интимностью давнего любовника. С каждым произнесенным словом по нижней части ее тела прокатывались толчки, словно отголоски землетрясения.