— Что-то в дымоходе, — прошептала Нолли. Она указала на темное отверстие печи. — Там, наверху.
Холодок пробежал вниз по спине Фанни.
— Какой именно шум?
— Какой-то трепет, и что-то упало вниз. — Ее пальцы сжали руку Фанни. — Что-нибудь падало вниз?
Фанни решительно осветила свечой очаг и обширный дымоход. На плитах было много сажи, но ничего больше.
— Посмотри, вот и все, — сказала она. — Там накопилась сажа. Она отрывается и внезапно падает. Это то, что ты слышала.
Нолли молча смотрела. Наконец, она сказала:
— Это грязь.
— Да. Дора уберет утром. А теперь забирайся в постель.
Вполне охотно Нолли направилась обратно к своей постели.
— Хорошо, что Маркус ничего не слышал, — сказала она. — Он бы испугался.
И няня вдруг встала, бормоча по-китайски. Она моргала. Свет, казалось, ослепил ее.
— Неплиятность, мисс Фанни? — в первый раз произнесла она имя Фанни с радующей старательностью.
— Пустяки, Чинг Мей. Вы обе ложитесь спать.
Утром, которое выдалось серым и холодным, с поднявшимся ветром и высокими вершинами холмов на фоне неба, Дора никак не могла развести огонь. Она сказала, что дрова должны быть сырыми, и что вниз упало много сажи. Возможно, требовалась чистка дымохода. На глазах у взволнованных детей она засунула в трубу длинную кочергу, и что-то сразу упало в очаг.
Нолли вскрикнула. Фанни поспешила и увидела легкий, как бумага, скелет птицы с распростертыми крыльями в напрасной попытке добиться свободы.
— Это скворец, — деловито сказала она. — Бедняжка, он запутался там прошлым летом и никто даже не слышал.
— Я слышала, — сказала Нолли. — Я слышала это ночью. Ты не слышал, Маркус?
— Я слышал, — ответил Маркус. — Я тоже слышал.
— Никто из вас не мог этого слышать, — сказала Фанни. — Эта птица, бедняжка, мертва уже долгое время. Уберите ее, Дора. А потом в саду я покажу вам живых скворцов. Они угольно-черные, но их перья блестят на солнце, как бриллианты. Дора, чего вы ждете?
— Лучше я не буду показывать ее леди Арабелле, мисс Фанни. Она рассказывает, что птица белая, а это будет значить…
— Дора!
— Да, мисс Фанни, — промямлила Дора, держа на совке легкую запачканную ношу, и поспешила прочь.
Предзнаменования, нетерпеливо подумала Фанни, все это сказки для невежественных людей. Ничего такого не бывает. Есть интуиция, возможно, некоторое предчувствие. Но не предзнаменования. Все это выдумки темных и по-глупому суеверных старух.
— Кузина Фанни, почему птица была в дымоходе? — Ясный четкий голос Нолли требовал ответа.
— Возможно, она строила себе гнездо. А может быть, просто упала.
— А почему она не улетела снова?
— Полагаю, что не могла. Дымоход темный и узкий, как туннель. Она не могла расправить крылья.
Да всё было именно так. Не могла расправить крылья… Она всегда так думала, с тех пор, как поняла, что она-то и есть та самая воображаемая белая птица леди Арабеллы.
— Тогда ей нужно было хлопать крыльями и кричать, пока кто-нибудь не пришел бы и не освободил ее, — сказала Нолли с нервным огорчением.
— Да, дорогая.
— Но, предположим, что никто бы не выручил ее?
— Достаточно об этой бедной птице. Посмотри, теперь огонь горит превосходно.
Она наклонилась, чтобы подержать руки у огня. Для середины мая было абсурдно прохладно. Она чувствовала сильный холод.
Ей нужно было спуститься вниз в ее собственную комнату, убрать в гардероб вчерашний наряд и достать поплиновое дневное платье, полинявшее от многих стирок. Амелия услышала ее и ворвалась в ее комнату в своей обычной бесцеремонной манере.
— Фанни, что вы скажете? Папа покупает Джорджу новую лошадь!
— В самом деле?
— Вы не кажетесь ни удивленной, ни возмущенной.
— А почему я должна возмущаться?
— Да потому, что у Джорджа уже есть превосходная лошадь, и он знает, что может пользоваться любой из лошадей папы. Может скакать даже на моей Джинни, если захочет. Но нет, теперь он должен получить чистокровную охотничью лошадь, а мне достается только ничтожный кусок французской ленты. Вы, кстати, не забыли купить мне ленту, не так ли?
— Нет, не забыла. Сейчас я достану ее.
Амелия опустилась в кресло, ее юбки взметнулись. Она все еще дулась и выглядела как школьница.
— Мама сказала, что папа все время говорит об экономии, но когда Джордж попросит о чем-нибудь, или если бабушка попросит за него, как сказала мама, то отказа быть не может. Фанни, как вы думаете, почему папа боится отказать бабушке?
Фанни засмеялась.
— Не будьте глупой, Амелия. Ваш отец не боится никого!
— Нет, я не думаю, что он ее боится. Но это ужасно несправедливо. Считается, что этот год должен быть моим.
— Думаю, в конце концов, вы получите все, что хотите, — сказала Фанни, причесывая свои шелковистые волосы. — А Джордж, все-таки…
— Хватит, хватит сто раз уже слышала! Знаю, что он чуть не умер за свою страну. Но это было просто случайностью войны. Тем не менее, он превосходно проводил время в своем полку до этого и очень хотел идти в армию. О, полагаю, что я стала в ваших глазах низкой и эгоистичной особой, если говорю так. В самом деле, Фанни?
— И тщеславной, — ответила Фанни.
— О, пусть так. Фанни, от вас не дождаться сочувствия. А почему вы спали наверху прошлой ночью?
— Отныне я собираюсь спать именно там, — спокойно сказала Фанни. — Сегодня Дора перенесет туда мои вещи.
Негодование Амелии стало еще сильнее.
— Но если вы будете нужны мне?
— Один лестничный пролет не означает, что я живу на Луне.
Амелия неохотно рассмеялась.
— Фанни, сегодня вы в плохом настроении. Я знаю, что мама думает, что будет чудесно, если вы проявите интерес к детям, но это не должно означать, что у вас совсем не будет времени для меня. Я должна признать, малыши выглядели весьма милыми вчера вечером. Папе очень понравилась девочка. И по крайней мере, как ужасно я проговорилась, они правильного цвета, так что все опасения кончились. Я могла бы сегодня зайти в детскую и посмотреть на них.
— Могли бы, в самом деле? Это ведь ваши кузены, и приятно, что вам пришло в голову посетить их.
— О, я не это имела в виду. Фанни, вы все переворачиваете. Вы как-то изменились со времени вашей поездки в Лондон. Повернитесь и посмотрите на меня.
Фанни кончила закалывать свои волосы. Она неторопливо повернулась.
— Что же, пожалуйста. Что вы видите? Отпечаток великой столицы на моем лице?
— Не-ет. Но ваши глаза стали такими яркими. Если бы это не было невозможно, я бы сказала, что вы влюбились.
— Невозможно? — холодно спросила Фанни.
— Хорошо, но как бы вы могли это сделать с Ханной на шее, а затем с этими бедными сиротами. И кроме того, кого вы могли встретить в поезде? — Амелия вдруг вскочила. Ее голос понизился до шопота. — Фанни, вы встретились… с ним?
Фанни почувствовала, что краснеет. Как Амелия могла узнать? Неужели ее секрет так явно написан на лице?
— Если вы имеете в виду клерка судоходной компании…
— О, нет, не его, разумеется Я говорю о новом заключенном, о прибытии которого говорил сэр Джайлс. Фанни, вы на самом деле видели его?
Голос Фанни от облегчения стал небрежным. Амелии было опасно доверять секреты, она могла разболтать их, исказить…
— Видела только на мгновение.
Амелия сжала свои руки вместе:
— Он выглядел очень голодным и отчаянным?
— Я этого не заметила. На самом деле. Амелия, мне кажется, вы считаете, что дартмурская тюрьма полна запертых тигров и пантер с когтями и горящими глазами.
Амелия подошла посмотреть в окно. У нее была невысокая округлая фигура с уютной домашней внешностью. Человек мог бы обнять эту мягкую полноватую талию и думать о теплых очагах, хорошо накрытых столах и заполненных колыбельках. Он не подумал бы, что в этой молодой женщине может быть что-нибудь еще.
— Я не знаю, почему у меня такое желание увидеть одного из них, — прошептала она. — Я могла бы ужаснуться, и все же… Ведь они тоже человеческие существа, не так ли, которых когда-то любила мать. Полагаю, что они давно забыли о любви…