— Правда, сказанная тобой, не обрекла тебя, Ромат. — Голос Худр'Вра прозвучал с доверительными раскатами. — Я не союзник герцога. Я его самый заклятый враг, и я вернулся, чтобы свершить месть над ним. Ты меня хорошо знаешь. Назовёшь моё имя?
— Знаю вас, господин? — Ромат сжался от непонимания и испуга. — Вы — Худр'Вра…
— Это моя маска, Ромат. Но ведь ты не мог забыть меня, самонадеянного, который увёл тебя когда-то отсюда.
Изумление, неверие, ощущение совершенно невероятной возможности, оказавшейся единственно верной, — у Ромата голова пошла кругом.
— Врэт?
— Он самый! — проревел голос Худр'Вра. — Гляди!
Чёрные плиты брони улетели, и там, где стоял гигантский Властелин Тьмы, остался низкорослый человек с редкими волосами и с лицом, похожим на мордочку хорька.
Ромат рухнул на колени:
— Ты… ты дьявольская иллюзия моего старого друга?
— Значит, старого друга? — презрительно фыркнул Врэт и сощурился. Бледные тонкие руки вцепились в пеньковую рубаху мусорщика и встряхнули. — Я жадный и самонадеянный человечишка, как ты меня назвал.
Ромата закружил холодный ветер, в голове воцарилась странная ясность.
— Убей меня, Властелин Тьмы. Молю тебя, не пытай меня больше.
— Я уже убил тебя трижды, — скучающе отозвался Врэт и оглянулся на далёкий океан. На горизонте горели костры мусорщиков, поблизости среди солёной травы блестели оставленные приливом лужи, отражая звезды. — Здесь мы начинали, дружище. То самое проклятое место. Совсем не переменилось. Вонь гнили и рокот волн. Он меня больше всего доставал. Помнишь, он никогда не прекращался? Волны никогда не бросали своей работы. Я думал, что сойду от них с ума. Может, так и вышло. Я стал жаден — а жадность эта была лишь к одному: вырваться отсюда любой ценой. И я стал самонадеян настолько, что думал, будто могу вас всех с собой увести. Черт, помнишь, когда удачной ночью считалось найти побитую балку или ржавые листы обшивки? Металлолом был сокровищем! Ха! Я копался в гнилом барахле, от которого с души воротило. Восемь глаз тритона нам давали за десять сеток драконьих костей. Ф-фух! Эта скользкая смолистая дрянь воняла так, что нос приходилось затыкать сухими водорослями. Но именно она нужна была алхимикам и аптекарям — любая вонь из этого вонючего моря. Двенадцать глаз тритона нам давали за каждый зловонный пузырь василиска — единственная часть этой твари, которую даже камбала брезгует жрать. Проколи эту штуку, и ослепнешь от паров. Помнишь Черепа? Так с ним и было. В чёрных глазах Ромата стояли слёзы:
— Врэт, это ты? Как же…
— А вот так. — Врэт обернулся, острое лицо растянулось в злобной ухмылке. — Мочиловка, друг. Я их всех перебил. Гроздь, Мрачного Пса, Гнилушку, Черепа, Малыша Льюка, Четто и Дудочника. Да, и доброго Дудочника тоже замочил. Всех. Из Храбрецов остался ты один, Ромат. Один.
Ромат всплеснул руками, будто пытаясь схватить пустой воздух.
— Не понимаю.
— Потому ты и жив, дружище, — ухмыльнулся Врэт. — Если бы ты упал в Бездну вместе с остальными, ты бы тоже попал на безымянную планету, в холодный мир, где мы нашли змеедемонов. Если бы, конечно, не сломал шею при падении, как Борона, Щипок и Тупица. Они демонов так и не увидели. Не увидели, что в этом мире мы стали богами. Богами! Мы там могли творить всё что угодно! Змеедемоны нам подчинялись. Они показали нам в своём мире место власти, построенное давно исчезнувшими магами. Они думали, что мы и есть те волшебники и что мы вернулись. И они открыли нам источник власти и показали первую ступень энергетической лестницы, которая ведёт из Бездны сюда. А мы узнали, как по ней подняться. И поняли, что со змеедемонами, монстрами холода, можем стать богами и здесь, на Ирте. Чарм не может коснуться нас, а демоны сделают всё, что мы пожелаем. Они не думают — или думают не как мы. Они просто повинуются. Но я тогда же понял, что на Ирте нужен только один бог. И потому перебил остальных. Я вернулся один.
Ромат моргнул, неуверенно провёл руками по лысой бородавчатой голове.
Врэт медленно произнёс:
— Гнилушка, Щипок, Гроздь, Череп, Тупица, Малыш Льюк, Нетто, Пёс, Борона и Дудочник. Все Храбрецы — кроме нас с тобой. Все — кроме нас с тобой — мертвы.
Океан бормотал вдали за сияющими отмелями, где отступал прилив, и Ромат снова замигал. Перед ним стоял Врэт. улыбаясь зловещей полуулыбкой.
— Встань, Ромат! — бухнул Врэт голосом, который не мог поместиться в этом тщедушном теле. С лежащих в темноте дюн поднялись ужасающие силуэты людей-ящеров — крупнее людей. Зашипело хриплое дыхание, на всех соседних дюнах и на седловинах между ними восстали змеедемоны, ожидая команды хозяина.
Ромат выпрямился, стараясь не делать резких движений, чтобы не раздражать ящеров.
— Посмотрим же, что сотворили мы! — прогремел Врэт, и его тщедушное тело покрылось панцирем, черным, как у жука, а на закраинах и крючьях пластин сверкал свет звёзд. — Летим!
Ромат вскрикнул, подхваченный магнетическим ветром, уносимый вверх в бездонную чёрную ночь. Со всех сторон парили змеедемоны, а рядом с ним обсидиановым воплощением смерти — Властелин Тьмы.
— Держись поближе, — предупредила чёрная фигура. — Только моё волшебство держит тебя в воздухе.
Гномочеловек отвернулся, не в силах выдержать огненного взгляда из-под клобука Худр'Вра. Внизу лежали Рифовые Острова Нхэта в кольцах прибоя. Клочья облаков частично застилали болотистые долины рек, а в их разрывах чёрными артериями блестели нити соединяющих болота ручьёв. Это было Озеро Гоблинов, и Ромат был рад, что не видит демонических вспышек прудов, озёр, ручьёв, болот и разливов, куда прилетают умирать драконы — их огромные трупы озаряются фосфоресцирующим светом гигантских многоножек и огненных змей.
Земля ушла назад, и они понеслись над равниной моря к ладони зари. Ромат расставил руки и ноги, будто ловя ветер, глаза слезились от потоков воздуха и яркого рассвета, и он смотрел, поражённый, на Властелина Тьмы и его свиту змеедемонов. Они висели между розовыми облаками черным кошмаром, летящим в лицо нового дня.
Наконец из океана поднялись известковые берега и сплетения джунглей Илвра. Утреннее солнце ярко сияло сквозь облачные гряды, внизу пролетал огромный мир зелени. Серебряные нити водопадов очерчивали нефритовые утёсы и питали раскидистые ветвящиеся реки. В середине этого буйства зелени возвышалась обугленная гора. Из-под неё рвались струи пара и расходились от удара чёрные полосы.
Это был Арвар Одол. Руины сожжённого города врезались глубоко в землю, из них сочился сернистый дым и нимбом висел над местом катастрофы. В обугленных развалинах шарили собаки-падальщики и летали чёрными мыслями вороны, пируя на мертвецах, которых не унёс ночной прилив.
Летящая кавалькада приземлилась на скошенной вершине, где плясали и вертелись в жёлтом дыму мотыльки сажи. Ромат задохнулся от горелой вони, и Властелин Тьмы рассмеялся громовым смехом.
— Запах мести, Ромат! Вонь мёртвых врагов!
Худр'Вра озирал опустошения, расставив руки в крючковатой броне, будто хотел обхватить в железных объятиях весь дымящийся погребальный костёр.
Ромат прихлопнул горсть мух и нервно оглянулся на армию змеедемонов, усевшихся на обожжённых и покоробленных трубах и блоках. В крошечных глазках не было и намёка на разум, но текучие движения были точны, собранные позы выдавали разумность хищников.
— Я раздавлю весь Ирт, — объявил Худр'Вра, — и построю его заново, как мне мыслится. Каждого из пэров постигнет наказание, ибо все они восставали против нас. Все или не все, Ромат?