– Что значит "куда"? – удивился Брандис.
Фетмен так смутился, что чуть не подавился омусом.
– Ну, я имею в виду, что во дворце куча народу, все, извините, гадят. Куда же все это нагаженное девается? Канализация там какая-нибудь имеется, или как?
– Ах, вот Вы о чем. Не берите в голову. Вы, конечно, заместитель Наместника и, строго говоря, поддержание порядка, чистоты и всего такого должно входить в Вашу компетенцию, но пусть это Вас не беспокоит. Процесс отлажен, есть ответственные, все идет по раз предустановленному порядку.
– Я не к тому, – еще более смутился Фетмен, – мне просто любопытно.
– А, понимаю, – сказал Брандис, размахивая стилатором с наколотым на него жирным фиолетовым омусом и изо всех сил не замечая смущения начальства. – Все отходы дворцового комплекса тут утилизируются. Это приличная статья доходов дворцовой прислуги на всех ступеньках служебной лестницы от самого верха до самого низа. Продается все – от старой мебели, штор и обойного штофа до кухонных отбросов. Кто на чем сидит, тот на том и делает свой маленький… по-бошски это называется гешефт, по-имперски – бизнес.
– Не понял? – удивился Фетмен.
– Чего? – в свою очередь удивился Брандис.
– Почему Гегемон не ввел систему откупов?
– Как это?
– Откупщик – это человек, за определенную сумму, вносимую в казну, получающий право на реализацию…
– Не вздумайте это предложить! – взволновался Брандис. – Вы затронете интересы стольких людей… Вас возненавидит весь дворец. Отравят, как пить дать, отравят.
– Я, собственно, и не собирался, – несколько ошарашено сказал Фетмен. – Вы давайте дальше. Вы рассказывайте.
– Ах, да, конечно. Так вот. Наиболее пикантно устроена именно здешняя, как бы это… не канализация, нет, откуда ей тут взяться, а… м-м… система удаления, так сказать, человеческих экскрементов, а попросту дерьма. Дефекализация, так сказать. Это рано или поздно начинает интересовать всех имперцев, а некоторые еще и умудряются влипнуть в такие переделки… Расскажу-ка я Вам одну историю, пока мы тут ждем своих плонсов. Это на самом деле случилось с одним имперцем из новеньких, клянусь! Пару лет назад. Он до сих пор служит в моем отряде бретеров, так что сведения из первых уст. Значит, так. Присылают мне курсанта. Парень прошел стандартную подготовку, а знаете, как в Старых Мирах учат внедренцев в первобытные миры? Ухохочешься, сплошное рыданье, одним словом. Может, парень и был к чему-нибудь готов, но только не к работе в средневековье… да, в общем-то, ничего он тогда толком не умел, разве что махать палашом и нецензурно выражаться. Единственное, что он усвоил твердо из учебного курса "про средневековую жизнь", так это туалеты типа "сортир" с дощатым полом и дыркой над выгребной ямой. Все бы оно, может, и ничего, не попади он служить в город, да еще в столичный город, да еще и во дворец. Так что к роскошным изыскам тутошних аристократий – ночным горшкам, а также к стульчакам в виде кресел из черного дерева с перламутровой инкрустацией и откидным сиденьем, под которым опять же сидение, но с дыркой над горшком, так вот, ко всему этому он оказался, увы, совсем не подготовлен. По прибытии представился он мне по всей форме, и отпустил я его погулять по дворцу. Оглядеться. Откуда мне было знать, что ему еще в подземке приспичило? А ему у меня спросить показалось неловко. Ну, отловил он первого же попавшегося встречного лакея, и спрашивает со всеми возможными куртуазиями – и мы, мол, не лыком шиты, вполне себе соответствуем, знайте наших! – где тут, любезный мой, э-э… пердонарий? Тот молчит. Гвардеец ему: где тут избавляются от дерьма, спрашиваю? Лакей безмерно удивился такому странному любопытству малинового гвардейца, и вежливо поинтересовался в том смысле, что, мол, Вам-то, ваша милость, это зачем? Имперец, которому невтерпеж, позабывши про всякие куртуазности, отвесил бедолаге хар-рошего пинка: ты не рассуждай, мол, и живо показывай. А уж рожу такую скорчил, что лакей тут же уразумел, что огребет он сейчас от этого отморозка уже не по заднице, но, может быть, по всему организму, даже и по башке. Так что, почесывая пострадавшие филейные части тела, повел лакей моего рекрута в торец флигеля, ткнул пальцем в неприметную дверь и сказал со всем возможным почтением к затрещинам и пинкам, что емкости с дерьмом освобождаются вот тут, да и намылился смыться поскорее от греха.
Смех малиновый Брандис уже еле сдерживал, но нашел в себе силы продолжать.
– Лакей привел моего рекрута к специальному флигелю для сброса дерьма. Их тут четыре. В просторечии они так и называются – дерьмофлиги. А под емкостями с дерьмом он имел в виду всего лишь различного рода горшки, утки и прочие подобные сосуды – дерьмосборники. Но мой-то новоиспеченный гвардеец решил, что над ним издеваются и, может быть, даже оскорбляют. Представьте себе, ваша милость, как юноша рассвирепел! Не бойся он потерять из виду желанную дверь, бедняга лакей одной затрещиной не отделался бы. Да и невтерпеж стало уже до последней невозможности, как он потом рассказывал – еще немного, и наделал бы себе прямо в кюлоты.