Вся эта дикая мешанина строений, пронизанных и заполненных бесчисленными трабулами, арками, лоджиями и двориками, составляла, в сущности, единое здание Университета – от Водосборной башни до самого квартала странноприимных домов у стены Капитулярия – и с незапамятных времен называлась студиозусами "Клоподромом". Хорошо ориентировалась в Клоподроме лишь немногочисленная когорта так называемых "вечных студиозусов" и кое-кто из старейших служителей Университета. Генрик, бывший студиозус, знал это лучше, чем кто бы то ни было, хотя времена, когда он в темных закоулках Клоподрома тискал девчонок и размахивал палашом, увы, давно миновали.
Поразмыслив, Генрик решил, что коридор располагается где-то глубоко внутри конгломерата строений, составлявших самое сердце Клоподрома – университетскую библиотеку и книгохранилище. Это было такое место, где не ориентировался вообще никто, кроме старых библиотекарей – прежде всего потому, что к огромной части хранившихся здесь фондов право доступа имели лишь люди, ни разу в жизни книгу в руках не державшие. Наличию цензуры в Университете, этом "оплоте Знаний и Свободы" Генрик перестал удивляться еще на первом году обучения.
Коридор так ловко охватывал цокольный этаж, был так органичен и так ловко к нему присобачен, что, безусловно, имел какой-то смысл, какое-то назначение. Но вот какое? И как могло случиться, что он, Генрик, лицо в чиновной иерархии лаборатории отнюдь не последнее, представления об этом коридоре не имел? Мысль о том, что первый в иерархии – сэр Советник – мог что-либо тут знать, была так нелепа, что даже не приходила Генрику в голову. Своим делом люди этого слоя считали руководящие указания и пресловутую "актуализацию" своей руководящей подписью разного рода руководящих циркуляров. Детали исполнительской работы их ни в коей мере не интересовали. Что касается сэра Ответственного секретаря Флая, эта чиновная крыса настолько боялась всего научного, что даже сами лабораторные помещения приводили его в суеверный трепет.
Здесь должен быть выход наружу, в Университет и дальше в город, – думалось Генрику, – раз уж строители лаборатории соорудили ход в этот древний коридор, да еще снабдили его аж двумя потайными дверями. Но, во-первых, как быть со следами теологов, точнее с их отсутствием? Во-вторых, что-то уж больно сложен этот путь для экстренного – на всякий случай! – выхода. Все в нем сделано для затруднения бегства, а не для его облегчения … опять же и следов-то нет! Но если не для бегства, то на кой черт, а – главное – кому этот коридор мог понадобиться?
Коридор нигде не просматривался дальше, чем на десяток шагов. Время от времени от него ответвлялись столь же тускло освещенные, а то и вовсе темные ходы, шедшие то вниз, то вверх, но всегда во внешнюю сторону от цокольного этажа лаборатории. Генрик медленно шаркал ногами по неровным каменным плитам и чуть ли не с наслаждением вдыхал едкий запах пыли, поднимавшейся в воздух при каждом его шаге. Он насчитал уже целых четыре ответвления, и в одно из них даже заглянул. Из чистого любопытства. Однако судьба совсем не желала это его любопытство удовлетворять, весьма скоро он натолкнулся на завал – груду беспорядочно наваленных обломков камней. Завал был устроен явно специально для преграждения пути, потолок и стены ответвления пребывали в идеальном состоянии.
Генрик вернулся обратно в коридор. Побродить. Подумать. Тут почему-то очень хорошо думалось.
Каково же, все-таки, было назначение этого коридора? Что это не есть канал для, так сказать, "аварийного" бегства, он доказал себе неопровержимо. Генрик решил пройти коридор до конца, интересно все-таки, куда он ведет? А алиби для себя он подготовил железобетонное – официально Генрик сейчас заперся с объектом номер два и ведет с ним работу, в суть которой никому постороннему соваться не рекомендуется. Все связи его коммуникатора отключены, а единственному человеку, который мог бы позволить себе нарушить тет-а-тет Генрика с подопечной – Его Темной Светлости, сэру Советнику – и в голову не придет переться в лабораторные румы, на предмет лицезрения отключившего связь яйцеголового. Он нахала вызовет к себе на ковер, и все дела! Нет-нет, Генрик находился в совершенной безопасности и мог себе позволить, не то, чтобы отдохнуть, но хотя бы перевести дух. И подумать. Крепко подумать.