…Буквально через несколько шагов раздвоился первый ход. Вот так. Левое ответвление выходило на лестницу, ведущую вниз, правое вверх. Генрик хмыкнул.
– Ну, уж нет, – заявил он вслух, – Небеса нам ни к чему, нам не летать, нам бы ползать или – в лучшем случае – ходить. Скромнее надо быть, сэр шефлаб и Главный актуализатор науки, скромнее. И к земле поближе, на ней кабаки и девки, в небесах ни кабаков, ни девок нету.
Лестница была абсолютно темной. Генрик отстегнул от пояса фонарь и, перед тем как зажечь его, все так же иронизируя и насмехаясь над самим собою, вслух изрек:
– Да будет свет!
Свет вспыхнул, заставив его чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Это надо же! – восхитился Генрик. Конструкторское решение показалось ему верхом рациональности и изящества. Ну, в самом деле, руки-то у людей, шмыгавших некогда по этому коридору, уж точно бывали основательно загружены.
– Тьма! – свет погас, и Генрик, бормоча себе под нос все ту же сентенцию о скромности, включил фонарь.
Фонарь высветил убегающие вниз марши лестницы, и он с удивлением обнаружил, что она была снабжена пандусами и явно приспособлена для перемещения каких-то тележек. Ну да, ну да, снова восхитился он собственной сообразительностью, тела же разумнее было возить, а не таскать.
Спустившись вниз, он оказался в крохотном зальчике. Зальчик был совершенно пуст, если не считать стоявшего слева у стены старенького стола, вид имевшего типично канцелярно-библиотечный. За этим столом полагалось сидеть какой-нибудь старой библиотечной грымзе в растянутой вязаной кофте и старомодных очках, однако стол, судя все по той же пыли, пустовал весьма давно. На столе стояли массивные допотопного вида часы, имевшие помимо двух стрелок еще одну, как у будильника. Часы шли и – что было уж вовсе поразительно – показывали верное время.
Пожалуй, все и понятно, – сказал он себе, – эта третья стрелка может, я думаю… ну-ка, ну-ка…
Стена перед ним бесшумно отъехала в сторону и вбок, перекрыв проход, через который он попал в зальчик, а сам зальчик оказался вдруг крохотным закутком большого темного библиотечного зала, сплошь заставленного стеллажами и шкафами. "Есть!" – сказал он себе и с ликованием потер руки.
Зал, как и следовало ожидать, обилием посетителей избалован не был. Совершенно очевидно, доступ в него должен был быть не то чтобы уж совершенно воспрещен, но вот что ограничен достаточно тесным кругом людей – это точно. Вокруг стояла противоестественная тишина, зал был темен, в нем горело всего несколько таких же светильников, что освещали циркульный коридор. В том, что это были именно светильники, теперь не оставалось ни малейшего сомнения. Умилившись собственному ликованию, "юное дарование" покрутило головой и выдало в свой адрес со всем отпущенным ему богом сарказмом ядовитое замечание: "Полдела сделано. Осталось только сообразить, как выбраться отсюда наружу".
Решив оглядеться, он медленно двинулся вдоль стен в поисках выхода.
Дважды он наталкивался на дверные проемы, но оба раза двери оказались заперты, причем замки были, к сожалению, не электронные, так что открыть их надежды не было никакой. В конце концов, перед ним снова оказался тот самый маленький проем со столом, с которого началось его путешествие по залу. И тут он боковым зрением уловил справа от себя между стеллажами какое-то движение. Он резко повернулся, сделал несколько шагов и нырнул за стеллаж. В тесном тупичке, прижавшись к стеллажу и загораживаясь от светильника здоровенным фолиантом, стояла прехорошенькая девушка и смотрела на него насмерть перепуганными глазами.
Все с нею было совершенно ясно, и он, изобразив на лице нечто предельно свирепое, грозно заявил:
–Ах, так вот это кто! Что ты здесь делаешь, юная леди, и, главное, ты как сюда попала?!
Юная леди сказала "ах!" и с невероятным изяществом упала в обморок.
Это распростертое на полу тело могло бы показаться очень трогательным, если бы не все тот же злосчастный светильник. Генрик вытаращил глаза и громко сглотнул слюну.