– Кстати, – спросил Фетмен заинтересованно, – а мужики ваших пассий, что же, они всегда вот так уходят?
– Жить-то хочется, – смеялся Брандис. – Некоторые, впрочем, иногда взбрыкивают. Пакаторы хватаются за палаши, быдло за ножи. Всякое бывает.
Совещание у Советника почему-то все время откладывалось, надо понимать, не все у них ладилось с этим запуском на Трассу рексовой копии. Так сказать, Рекса-недоноска. А серый офицер Изегрим – оказывается, он имел в Сумеречном ордене ранг аббата – тип хитрый и пронырливый, который повадился ходить к Фетмену и набивался в друзья и конфиденты, все время вздыхал и стонал, что время уходит. Очень его почему-то беспокоила погода на Трассе.
Брандис советовал быть с этим типом поосторожнее. Выскочил Изегрим из полнейшей неизвестности относительно недавно, но уже успел занять весьма прочные позиции в иерархии тутошних силовиков, хоть он и лемур, причем – по слухам – происхождения самого сиволапого.
– Он и возле меня вертелся, выспрашивал, вынюхивал. Очень уж ему хочется знать, для чего вся эта история с Трассой затеяна? Кого это лично он, Изегрим, на ней выслеживает и ловит, и – зачем? Понять не могу, то ли он, и в самом деле, любопытствует, то ли хочет выслужиться и так неуклюже шпионит? Дурак, что ли? Я лично категорически не знаю и не хочу знать, что на этой Трассе делается и, тем более, зачем. Рассказывать начнут, так я уши заткну. Меньше знаешь, дольше живешь.
Фетмена, между тем, все больше занимала – и привлекала, что греха таить – та самая обладательница красивого филея, что была приставлена к его ночному горшку. Из осторожно проведенного расследования выяснилось, что является она бывшей женой провинциального пакатора, неким знатным покровителем за оказанные услуги особого свойства пристроенной ко двору, где по мере сил – немалых – и способностей – выдающихся – занимается сколачиванием состояния – серьезного. Оно и естественно, годы идут, а замужем за вахлачной пакаторской мелочью уже побывала.
Своего повелителя обладательница красивого филея поняла с полунамека и тут же объяснила, что сиюминутно соответствовать не может, поскольку по независящим от нее причинам вынуждена носить белье специфического свойства.
Впрочем, с известной натяжкой, к смене белья можно было попробовать примериться уже сегодня, так что дежурный шаркун тут же и получил все необходимые предписания.
Карты Фетману спутал все тот же вездесущий Брандис.
Прорвавшись в покои сэра заместителя Наместника несмотря на сопротивление шаркуна, совершенно необычным для себя серьезным и даже мрачным тоном он сказал:
– Сегодня, сэр Фетмен, Вы получите приглашение на полуофициальную трапезу к Наместнику… легкий ужин в компании, куда надлежит явиться при полном параде и непременно вовремя. Хочу Вас предупредить, что лица будут присутствовать самые, как бы это сказать, ответственные, в том числе и теневые. Мне в это общество хода нет, так что если хотите подготовиться, об этом следует позаботиться заранее. Я, конечно, полностью в Вашем распоряжении, – Брандис понизил голос до полной конфиденциальности, – но если Вы захотите воспользоваться мною… дворец не совсем подходящее место для такой подготовительной беседы. Не хотите ли пригласить меня прогуляться по городу? Прогуляемся по Праттеру, или вот Вы давно хотели взглянуть на университет. Где-нибудь там и отобедаем, за обедом и поговорим. В университетских тавернах вполне прилично готовят. Заодно, если придет такое желание, поохотимся на местных лялек, там встречаются прелестные и вполне себе доступные экземпляры – для наших денег или палашей доступные, разумеется.
Для этой прогулки пришлось переодеться в малинового гвардейца. Аристократ в сопровождении малиновых, по словам Брандиса, смотрелся бы в университете почему-то подозрительно. В другое время Фетмен все глаза бы проглядел и облазил все уголки, но сейчас ему было не до любопытствий. Тем более что перед самым их выходом из дворца посланец от Наместника явился таки и приглашение принес.
Для беседы выбрали кабачок при странноприимном доме, уютно примостившийся под самой стеной Капитулярия. Кабак был старый и невероятно уютный. Вокруг в обществе разномастных красоток буйно и весело гуляла студиозная братия, обсевшая составленные вместе центральные столы. Время от времени братия во все луженые молодые глотки орала тосты, к которым – в случае актуальности – с шумным энтузиазмом присоединялись окрестные пированты с соседних столов. То там, то тут студиозусы принимались петь, причем песни пелись далеко не всегда приличного содержания… то есть, чаще всего именно что неприличного, но – удивительно! – и по музыке, и по текстам, да и по исполнению тоже были, по мнению Фетмена, чудо как хороши. Насколько он мог судить, конечно. Вот и сейчас, сидевшая на коленях у развеселого студиозуса красотка в раздрызганном платье, за пределами любых приличий демонстрировавшем ее голые груди, выводила задорным голосом: