В тот же миг от всех столов с грохотом полетели в сторону стулья и лавки. Окружающие студиозусы и военные, которых в патио тоже хватало, обнажив оружие, настороженно глядели друг на друга, в любую минуту готовые сойтись врукопашную.
– Брек, парни, брек, – орал Генрик уже в полный голос. – С этим шаркуном я сам разберусь. Вы только проследите, чтобы его приятели мне в спину железками не тыкали.
Студиозусы и военные стояли в толпе вперемешку, но студиозусов было явно больше, да и военные не гвардейских полков, в общем-то, совсем не рвались проливать кровь за честь паркетных шаркунов. Покрытый шрамами бородатый рубака-драгун, на шее которого, успокаивая и уговаривая, повисла арендованная им на этот вечер ночная бабочка, первым показал пример, засунув палаш в ножны. Следом попрятали оружие и остальные военные. Под угрожающими взглядами студиозусов вложили палаши в ножны и товарищи рукастого гвардейца. В мгновение ока собутыльники, подталкивая и торопя друг друга, освободили середину зала для поединка. Что касается женской части сего благородного собрания, то она, охая и громко возмущаясь грубостью невеж-кавалеров, тем не менее, дружно полезла на столы, чтобы уж никак не пропустить ни малейшей подробности предстоящего зрелища. Малиновый принялся с картинной неторопливостью засучивать рукава.
– Что Вы собираетесь делать, друг мой? – с картинным же удивлением обратился к малиновому один из его спутников.
– Инта бить! – высокомерно процедил тот сквозь зубы, но ухватился, однако же, за палаш.
Генрик встал в позицию и приглашающе повел перед собой клинком. В исходе схватки он не сомневался. Он и раньше был здесь одним из сильнейших фехтовальщиков. А во время стажировки у Кулакоффа, чтобы не потерять форму, посещал на пятом уровне Столицы Галактической Империи центральный фехтовальный зал, где его тренерами были лучшие бойцы галактики. Захаживал он и в подпольную школу рукопашного боя, повсеместно в Старых Мирах запрещенного, но так же повсеместно и процветающего. Все деньги угрохивал на эту практически единственную, если не считать доступных девиц, статью своих тогдашних расходов и, как оказалось, не зря.
Гвардеец, хоть и был взбешен, действовал как бывалый, опытный дуэлянт. Он мгновенно обнажил палаш, избавился от всего лишнего в одежде и швырнул друзьям вместе с ножнами. Палаш у него, кстати сказать, был великолепный.
Как дуэлянт, полагал Генрик, он был совершенно ясен. Здешние конно-фехтовальные школы готовили, прежде всего, лихих рубак – кавалеристов, и только во вторую очередь фехтовальщиков. Следовательно, – думал Генрик, – рубящие удары гвардеец будет предпочитать колющим. Убивать его не следовало – только расследования сейчас и не хватало, Жанет девочка заметная – а вот кровь шаркуну пустить, да поболезненнее, было просто необходимо, заслужил.
Гвардеец встал в позицию и сразу же, не утруждая себя разведкой и прочими благоглупостями фехтовальной теории, очертя голову ринулся в атаку. Будучи оскорблен в лучших чувствах, он вихрем налетел на соперника, стремясь сразу подавить сопротивление и закончить бой одним решительным ударом.
Как Генрик отразил его первый колющий выпад, он и сам потом понять не мог – интуитивизм сработал, не иначе. Фехтовал малиновый, как ни странно, не просто хорошо, а просто великолепно, причем не по здешним меркам, а по любым, в том числе, и по меркам столичных фехтовальных залов.
Генрик сдержал первый бешеный напор гвардейца, парировал завершавший его сильный, может быть, по строгим меркам тех же имперских фехтовальных залов и несколько примитивный, но нетрадиционно проведенный укол, нацеленный ему в лицо и, захватив палаш противника между лезвием и скрестьем гарды, резко повернул корпус вокруг собственной оси. Палаш вылетел из рук гвардейца, а сам он, потеряв равновесие и опрокинув лавку, с грохотом врезался в собственных друзей.
Генрик пинком отшвырнул палаш к ногам гвардейца, отвесил издевательский поклон и снова встал в позицию. Гвардеец под смех и улюлюканье студиозусов поднял палаш, ухватил его обеими руками – правой за рукоять, левой за гарду – и, всем своим видом показывая, что берется за противника всерьез, забирая чуть вправо, двинулся к Генрику.
Намерения его были Генрику предельно ясны. Среди мастеров фехтования этот прием черт знает, почему назывался "хара-кара" или "хара-кира", и от исполнителя требовал большой физической силы, ловкости и незаурядного мастерства. Основывался он на том, что палаши у острия примерно на четверть лезвия имели обоюдоострую заточку. Противник при таком хвате палаша ожидал от нападающего перевода палаша с разворота вверх и сильного удара двумя руками с переходом в жим – лезвие против лезвия, вынуждающий защищающегося потерять равновесие, после чего его можно было брать хоть голыми руками. Обычным способом защиты служил встречный удар такой же силы с уходом от жима в сторону. Однако "хара-кира" только имитировал такую атаку. Удар, пусть и сильный, был направлен практически вдоль лезвия противника. Палаш противника при этом отлетал вправо и вверх, вынуждая сделать шажок в сторону. Опасность для фехтовальщика, выполняющего "хара-кира", заключалась в том, что уже через пару – тройку секунд враг был готов нанести рубящий удар справа сверху, в то время как его собственный палаш, находившийся в двух руках, был отброшен в противоположную сторону, да еще на уровне живота, да еще лезвием назад. Отразить из такой позиции рубящий удар справа было совершенно невозможно. Вот тут то и наносился удар "хара-кира". Фехтовальщик выпускал из правой руки рукоять палаша и, держа его левой за гарду, делал нечто вроде танцевального пируэта, одновременно перенося вес тела на левую ногу. Корпус его при этом стремительно разворачивался влево, левая рука с зажатым в ней палашом стремительно взлетала налево вверх, палаш кончиком обратной заточки врезался сбоку в живот противника, вспарывал его от одного бока до другого, и взлетал над головой, куда за ним вдогонку уже устремлялась правая рука фехтовальщика. Противник, возможно, еще успевал увидеть, как из вспоротого живота ему на колени вываливаются кишки, а правая рука нападающего, перехватив в верхней точке траектории палаш у левой, уже с силой бросала лезвие к шее противника, снося несчастному голову.