– Где она? – закричала Лайана.
– Ну, уж нет. С этим не ко мне. Раз она с вами до сих пор не связалась, значит, не хочет вас, таких правдолюбцев, знать.
– Родители извелись! Совесть-то у тебя есть?
– Ладно-ладно, совестливая моя. Встретились мы случайно, здесь, на шестом. Она меня чуть не переехала, извинилась и пригласила посидеть в кафе. Вот и все. Посидели, поболтали и расстались. О вас она не говорила, не спрашивала и вообще вела себя так, будто вас всех на белом свете не существует. Говорила она только о Рексе… приревновала даже его ко мне. Я ей говорю: дуреха, он у меня был только бодигардом, я с ним даже не переспала. Шла бы ты, говорю, в Гнездо, встретилась бы с ним, выяснила бы – любит, не любит. А она мне – нет, говорит, я так не могу, если любит, сам найдет… Ладно, подруга, пошла я. А тебе у сестренки надо бы поучиться и проницательности, и – как это называется, слово из головы вылетело, ну, когда прощают людям даже и настоящую вину, а не такую вот, как моя, мнительную.
Эни выскочила из кафе и постаралась как можно скорее затеряться в толпе. Впрочем, никто ее не преследовал. Прекрасно, – думала она, – до Рекса эти сведения обязательно дойдут. Так что к встрече он будет готов, и переменам в своей милой подружке удивляться не будет. А уж что в ее голову он без разрешения не полезет, Эни свою собственную голову без всяких колебаний готова была поставить в заклад. Только бы на Кулакоффа не напоролась, этому лапши на уши не навесишь. Ах, какой мужик, какой мужик, вот тебе и коротышка! Влюбиться можно.
Ну, что ж, осталось лишь приобрести здесь, на Бродвее две жилые ячейки – одну для маньячки, другую для стрелка, и ее дела на Азере можно будет считать законченными.
Глава девятая
1
Когда вода вскипела, он бухнул в котелок сразу три таблетки и, наконец-то, наелся. До отвала. В сравнении с сырым мясом скрыплов эта бурда была настоящим деликатесом.
Незнакомец наблюдал за ним с откровенным любопытством, но разделить трапезу вежливо отказался, правда, предварительно варево попробовав.
Впрочем, незнакомцем он, строго говоря, уже не был. Звали его, как выяснилось, Скаврон (– зови меня Скаром, друг! -) и был он бывший общинный кузнец, вольный, хоть и живший на земле маркграфского пакатора. Ныне Скар был ссыльный поселенец, обретавшийся тут, "на полюсах", в поселке Ахерон, стоявшем на берегу одноименной реки. Отсутствием памяти у своего спасителя он был удивлен гораздо меньше, чем цветом его волос. Болезни бывают разные, даже и рукотворные, мало ли до какой гадости способна додуматься пытливая высоколобость, если ей заплатят хорошие деньги. А что дело не обошлось без доброхотов – так оно ясней ясного, как бы иначе оказаться чуть ли не голому беспамятному человеку "на полюсах" посреди бескрайней снежной равнины? А вот таких светловолосых людей он до сих пор никогда видывал… слышать о них, правда, доводилось. Что да, то да… Звал он своего спасителя Люксом, то есть, светлым. Надо же как-то называть человека, если он сам имени своего не помнит? Тем более что не только волосы, но и кожа у него была потрясающе белой, и будто бы даже светилась изнутри.
Жил Скаврон одной мечтой – добраться до горла своей бывшей супружницы и ее, как он выражался, давнего "хахаля", а сейчас уже, наверное, и вполне себе законного супруга.
– Тихий был такой, сволочь, угодливый, и потому всем угодный, – рассказывал с горечью Скаврон, возясь с костром. – Так себя преподносил, что его каждый держал за своего, и хороший человек, и последний мерзавец. Невесть какими путями пролез в адепты к Темному Богу, а теперь заделался уже и вовсе пакатором. Перед прежним-то, перед настоящим пакатором, он лебезил и всячески преклонялся, а перед женою его и вовсе на брюхе ползал. А когда старый пакатор умер, и вдова его поклоняться Темному Богу наотрез, так сказать, не пожелала, тут и настал его звездный час.
Скар поджарил на углях куски мяса кенгуры и предложил своему спасителю, но тот отказался – был сыт, холод отступил, на его лбу даже выступила испарина. И он отчаянно боролся со сном и головной болью. А мысли Скара все время возвращались к бывшей жене-подлянке и ее сволочному любовнику.
– Госпожа его, гада, жаловала, место ключника при себе дала, и он, сволочь, ей так отплатил за доброту и ласку. Вскорости как все вокруг начало ложиться под Темного Бога, повсюду, видишь ли, беспорядки начались всякие, убийства из-за угла, дуэли странные. И начали пакаторские имения менять хозяев, да и баронские тоже. А у нас на гегемонатском торговом тракте вдруг стали случаться разбои. И стал кто-то распускать слухи, что тут без нашей госпожи не обошлось. Прискакали к нам в Монпари малиновые гвардейцы, а с ними серый аббат с предписанием на обыск.