На кончике языка так и крутился вопрос о санкции прокурора, но я вновь не решился. И наверно, любой в моем бы положении поступил так же. Кроме, героических личностей, разумеется, к коим я не имею счастья принадлежать, а потому до сих пор копчу небо.
Капитан потянул носом. Покрутил головой. Вытянул шею в сторону кухни, а потом зала.
- Пьем-с! То есть ведем аморальный, антиобщественный образ жизни? Или я ошибаюсь.
Он ткнул мне пальцем в солнечное сплетение. Перехватило дыхание. Я обеими руками ухватился за живот.
- Да! Каюсь! – простонал я с мучительной гримасой. – Веду антиобщественный образ.
- Каяться будешь в суде! – хохотнул капитан. – Не жди меня, мама, хорошего сына.
И поднес кулак к моему носу. Увесистый! Встречи с ним лучше избегать. И аргумент убедительный.
Зашел сержант. Следом женщина и мужчина примерно лет шестидесяти. Вероятно, супруги. Я несколько раз встречался с ними. И, кажется, даже здоровался. Почему-то они на меня посмотрели со страхом. Представляю, что им наговорил этот сержант. Только сейчас я увидел у порога третью фигуру, тощий длинный лейтенант. Кажется, его звали Николаем. И он был нашим участковым. Я встречал его несколько раз во дворе. Он всегда здорово тихим таким голосом, слегка кивая головой.
- Ну, ребята! Приступайте! – кивнул капитан. И сделал широкий жест. Слева-направо.
Участковый пошел в зал, а сержант на кухню. Я остался стоять на месте. Ну, да! При желании теперь они смогут и зенитный комплекс найти. Не бегать же мне за каждым. А я тут о санкции прокурора пел! Хорошо хоть об адвокате не заикнулся и о правах человека.
Первым вышел сержант. Лицо его было сумрачным. Стряхнул пыль с левого рукава.
- Чисто! Ничего! – отчитался он. – Заглянул в холодильник. Там начатая бутылка водки.
Не может быть! Неужели мне попались благородные мусора? Ведь в холодильнике рядом с бутылкой водки мог оказаться и пакет с героином.
- Чисто! Везде позаглядывал. Даже книги пересмотрел, в смысле подвигал туда-сюда.
Это уже участковый. Он снова взял подмышку черную папку, которую перед этим положил на трельяж.
- А наручники с меня снимут? – поинтересовался я. И для убедительности потряс руками. Потом поднял их над головой. – Я же, как понимаю, еще не стал преступником?
- И наручники снимут, еще извинения принесут. Мы же блюстители и живем в цивилизованной стране, - сказал капитан, с улыбкой оглядывая меня. – Ну, а надели на всякий случай.
В том, что мы живем в цивилизованной стране, я никогда не сомневался. А этой ночью еще больше укрепился в своем убеждении. Остается только молиться на вас, защитнички наши!
- Что у вас в этом шкафчике? – поинтересовался капитан. – Не подскажите? Оченно интересант!
В углу коридора стоял платяной шкаф. Он, как и вся мебель, перешли ко мне от бабушки. Шкаф был высокий, чуть ли не под самый потолок, сверху отделение для головных уборов.
- Одежда. Куртка, обувь, щетка для обуви. Может быть, грязные носки. Я не так часто их стираю.
- А! ну, тогда даже смотреть не будем! Ну, что, товарищи, мне, наверно, как старшему, придется принести извинения гражданину за доставленные ему неудобства? – капитан оглядел собравшихся. И снова улыбнулся. – Или это сделает кто-нибудь из вас?
- Я хотел бы эти извинения выслушать без наручников,- подал я голос. Но очень робко. На всякий случай. – Тогда ваши извинения будут выглядеть более искренними.
- Как? Что это такое? – воскликнул капитан. – Невинного гражданина вы держите в наручниках, как закоренелого преступника? Ая-я-яй! Нарушаете права человека? Или у нас что вернулся тридцать седьмой год? Как верно заметил товарищ. Непорядок!
В его голосе звучала насмешка и угроза. И кажется, насмешки было больше. Но это мне казалось.
- А всё-таки позвольте заглянуть в шкафчик? Так сказать, одним глазком. Только гляну и всё! Зуб даю! – ёрничал капитан, помахивая левой рукой туда-сюда, туда-сюда.
- Конечно! Конечно! – кивнул я. – А вдруг там у меня гранатомет! Или даже танк! С зенитным комплексом заодно.
Капитан захихикал. Два других мента, как-то загадочно переглянувшись, заулыбались. Мне это не понравилось. Показалось, что они знают что-то такое про меня, что мне неизвестно.
- А вы остроумный человек! Надо отдать вам должное. Не терять чувство юмора – это, знаете ли, очень прекрасное качество. Я таких людей глубоко уважаю! Ах, да! Ух ты меченьки! – говорил он скороговоркой. – Я такой доскональный человек. Таким уж меня мама уродила.