Если сложить все три детали в один ряд, внутри вспыхивало противное чувство горечи и бесконечной потери.
Глава 25
— Добрый день, Джессика, проходите, доктор уже ожидает вас, — приветливая девушка провела меня по белым коридорам с картинами неизвестных художников на стенах. Высокие потолки, белый холодный свет люминесцентных ламп должны вселять покой, но я нервничала все больше, чем ближе мы подходили к кабинету.
— Спасибо, — плохо различаю ее слова.
Сейчас я переступлю порог, и врач скажет, что я ненормальная. Мое место в психушке в комнате с мягкими стенами.
Где я буду сидеть и жевать свои волосы.
Я почти научилась игнорировать внезапно появляющиеся фразы в голове, не относящиеся к настоящему. Может, они относятся к моему размытому прошлому?
— Добрый день, присаживайтесь, — высокий статный мужчина в очках указал мне рукой на стул напротив него. — Меня зовут Абрахам. Я готов вас выслушать и помочь вам.
Я послушно села, не переставая теребить ручку сумки.
— Что вас беспокоит?
— Если честно, я понятия не имею, с чего начать.
Доктор понимающе кивнул и предложил мне воды.
— Можете начать с того момента, когда, как вам кажется, все пошло не так. Ведь признание проблемы — это первый шаг на пути к выздоровлению.
Так и хотелось закричать ему в лицо, что у меня нет никакой проблемы. Только умом я понимала, что есть. Да еще какая. Сделала короткий глоток воды и быстро выдохнула.
— У меня был парень. Боби.
Я молчала. Что еще сказать, ума не приложу.
— Если вам будет удобнее, я могу задавать наводящие вопросы.
— Да, спасибо, так будет лучше.
— Можете рассказать о нем? Что он за человек? Чем увлекался, какие фильмы любил?
В голове лишь белый шум. Я точно это должна знать про своего бывшего парня? Я это вообще знала когда-нибудь?
— Да я собственно даже не знаю. Мы недолго встречались, ничего особенно в нем выделить не могу. Парень как парень, каких сотни. Разве что вспыльчивый характер. И очень любил быть выше.
— Где вы познакомились?
— На благотворительном обеде в церковном приюте. Я там выросла, а он пришел с родственниками.
Доктор кивает и делает пометку в своем блокноте. Так хотелось вырвать этот блокнот и посмотреть, написал ли он уже «Чокнутая» или еще нет.
Ты всегда была немного отбитой.
Встряхиваю головой, прогоняя очередную колкость памяти.
— Вы расстались?
— Да, я его бросила.
— Что послужило причиной такого решения?
— Ммм…не сошлись во взглядах. Он вспылил и прилюдно меня унизил.
— Вас это задело?
— Его слова? Вовсе нет, просто я поняла, что не хочу иметь с ним никаких дел.
— Можете рассказать больше про ваши отношения? Какие они были?
Долго жую ответ, пытаясь сформулировать так, чтоб он не звучал, как оправдание.
— Странные. Мы часто ругались, но стоило мне извиниться, как ссора сходила на нет. Он сразу успокаивался. И постоянно называл меня печенькой, хоть мне это и не нравилось.
— Он мог специально спровоцировать ссору?
— Да, мне кажется, он часто это делал.
— Как вы думаете, зачем он это делал?
— Сделать меня виноватой? На самом деле, без понятия, что у него там в голове творилось.
— За ним наблюдалась подобная привычка навязывать вам чувство вины?
— Да, пожалуй. Он часто любил еще тыкать меня тем, что я из приюта, а он якобы дал мне билет в жизнь.
Доктор что-то снова записал в записную книжку и вернулся к разговору.
— Что вы испытали после того, как расстались с ним?
— Это должно быть прозвучит странно, но я испытала облегчение.
— Вы понимали, что ваши отношения ни к чему не приведут.
— Именно, но…
Я оглянулась на окно, за которым уходящая зима уступала место свежей весне. Доктор терпеливо ждал, когда я продолжу.
— Проблема в том, что в одно утро я проснулась и поняла, что что-то потеряла. Понимаете? Что-то очень важное.
— Вы любили его?
— Боби? — а кого я еще могла любить? — Нет. Не любила.
— Тогда к чему вы можете отнести чувство потери? Вы потеряли комфорт? Или опору рядом с собой?
Все не так. Он задает слишком глупые вопросы.
— Нет, в том-то и заключается самая большая проблема. Я не знаю, что я потеряла. Я этого не помню, словно кто-то взял и вырвал часть воспоминаний, словно страницы книги. В одно утро я проснулась и поняла, что жизнь больше не имеет смысла. Если вообще когда-то имела. К н и г о е д . н е т
— Очень интересно.
— Это точно не связано с Боби. Мне, по сути, плевать на него и на наши отношения. Но в то утро я поняла, что из меня вырвали огромный кусок внутреннего тепла, и у меня никак не получается восполнить эту пустоту.
— Потому что вы не знаете, чего ищете.
А вот это уже ближе к теме.
— Именно так! Я словно слепой котенок тыкаюсь по углам, пытаясь понять и выстроить внутренний мир, который стремительно полетел черти куда.
— Вас пугают большие скопления людей, Джес?
Его вопрос заставил меня призадуматься.
— Нет, скорее нет, чем да. Но в них я чувствую себя…мммм…
— Некомфортно?
— Да, странно. Словно это не мое место.
— Словно вы живете чужой жизнью?
Беру предложенный доктором в начале приема стакан воды и снова делаю большой глоток.
— Словно я раньше жила настоящей жизнью, а сейчас нет. Все выглядит как дешевая подделка. Лишь острое чувство боли и тоски внутри кажется настоящим. Я как примечание на полях собственной жизни, ничего не значащее и ничего не меняющее.
Доктор долгое время молчит, разглядывая свои записи.
— Пожалуйста, продолжайте.
Сказать или нет? Про те самые три столпа, на которых держится мое сумасшествие.
— Есть еще три вещи, которые вызывают во мне бурю эмоций.
— Вы бы отнесли эти эмоции к прошлой «настоящей» жизни?
— В точку. Как бы я ни старалась забыть о них, мое подсознание настойчиво запоминает их все сильнее. Это стало каким-то наваждением. Я ищу того, чего нет. Жду того, кого не знаю. Полный бред.
— Расскажете о них?
— В кафе, где я работаю, есть стол в углу справа. Почему-то меня постоянно тянет смотреть на него, словно там кто-то должен быть, а его нет. А если туда садится какой-то посетитель, но все мои внутренности выворачивает от неправильности. Понимаете? Они не должны там сидеть.
— Как вы считаете, почему они не должны там сидеть?
— Понятия не имею. Если бы я знала ответ на этот вопрос, меня бы тут не было. Это просто…неправильно.
— А вы знаете, как должно быть правильно?
Болезненно пожимаю плечами. Откуда мне знать.
— Еще имя Майкл.
— Если вы слышите, что кого-то называют этим именем, вам это тоже кажется неправильным?
— Да, это звучит глупо, верно?
— Нет, вовсе нет, Джессика. Это вполне нормально, — доктор делает еще одну запись, затем проводит ручкой черту.
Устало гляжу на него, пытаясь распознать, вынесли ли мне только что смертный приговор.
— И каков мой диагноз?
— Смею предположить, что нервная работа, постоянная усталость и расставанием с парнем привели к нервному срыву. У вас было такое, что вы не помнили, что делали вечером? Или пришли с работы, и весь вечер провалялись в постели?
Киваю. Было.
— Это последствия нервного срыва. Организм, таким образом, пытался восстановить запас сил и выровнять эмоциональный фон, который пошатнулся.
— Это понятно. Это все относится к Боби. А что же со столом и Майклом?
— Джес, скажите, вы хоть что-нибудь помните о том, почему для вас это важно?
— Ни капли. Просто хлоп, и знаю. Угловой стол, Майкл и двойной эспрессо. Только это меня выбивает из равновесия. У меня в жизни не было ни одного знакомого с таким именем. Я даже придумать никого не могу, кого могло бы звать также.