— Да, — перебивает Сидни со своего места за столом. Она поворачивается и смотрит на меня. — Ты должна пойти за ними.
Я сразу же чувствую, как Эли напрягся у меня за спиной.
— Могут ли существа, не связанные с Землей, быть отправлены в это место?
Гаван кивает:
— Да.
— Значит, поведение Йена не было вызвано тем, что демон был злым, — говорю я, наконец-то догадываясь. — Это был бунт на Земле. Он пытался выбраться.
Гаван снова кивает.
— Точно.
Я смотрю на него, и хотя уже знаю ответ, заглянув в его воспоминания, я хочу услышать, как он это скажет.
— Ты знаешь все это, потому что ты — Прикованный к Земле?
— Был, — поправляет Гаван. — На протяжении веков. Теперь я простой смертный, как Дредмур.
Наконец-то я начинаю понимать, что происходит в двенадцатом и тринадцатом веках. У обоих воинов есть не только собственные имена, но и названия их домов. Дредмур. Гримм. Чертовски запутанно, но я понимаю.
— Но я был мертв, — добавляет Тристан. — Я был кровавым духом, как и мои люди, на протяжении веков. Моя судьба изменилась только тогда, когда на моей земле появился молодой колонист.
Я моргаю.
— Ты был призраком на протяжении веков, да?
Тристан кивает.
— Да.
— Что-то вроде прозрачного, туманов и шаров или чего-то другого?
Тристан смеется.
— Я выглядел точно таким, каким ты видишь меня сейчас, за исключением моего наряда. Я выглядел очень даже живым. — Он потирает подбородок. — Я скучаю по тому, как проходил сквозь стены и просто думал о месте, которое хотел бы занять, а потом просто… занимал его.
— Ты скучаешь по этому? — спрашивает Джинджер. Она сидит рядом с Люцианом на длинном коричневом кожаном диване.
— Нет, — уточняет Тристан. — Я бы не променял свою Андреа ни на что из этого.
Гаван смотрит на меня.
— Его жена.
Я смотрю на Гавана.
Внезапно я решаю, что мои способности могут оказаться слишком полезными.
И занимают гораздо меньше времени, чем устные объяснения.
Я медленно протягиваю руку и касаюсь ладони Гавана своей.
Теперь я — Гаван из Конвика…
Гаван шел рядом с ней, не слишком крепко обнимая ее за плечи, и вел ее по сияющей, сверкающей зимней стране чудес Замка Гримм. С высокими серыми башнями Гримм и гигантской опускной решеткой он действительно выглядел как нечто из сказки. По словам Гавана, они прошли во внутренний двор, где весной распускались десятки цветов, а граница проходила прямо по краю утеса. Луна висела над неспокойным Северным морем, и непрерывно падал легкий снежок. Гаван рассказывал ей, как странно, что в это время года выпадает снег, да еще в таком количестве.
— Невероятно, — сказал он.
Для Гавана из Конвика было просто невероятно, что он вообще что-то находит необычным.
— Ты уверена, что хочешь это увидеть? — спросил он.
Элли остановилась и склонила голову набок.
— Ты шутишь? Конечно, хочу.
Гаван подвел ее к каменной скамье, стоящей среди розовых кустов с видом на море.
— Садись сюда. Мне нужно отойти подальше. — Он расстегнул пальто. — Обещай мне, что не будешь кричать. Это ошеломляет, видеть их.
— Я не буду кричать.
Он кивнул, сбросил пиджак и рубашку и посмотрел на нее, прежде чем уйти. Элли стояла там, и лунный свет бледным сиянием обрисовывал его широкую, мускулистую, покрытую татуировками грудь, а его кудри до плеч развевались на ветру, и казались очарованными.
Только она еще не видела великолепных, но бесполезных напоминаний Гавана о том, что когда-то, несколько жизней назад, он совершил нечто достойное.
И там, на фоне бушующего Северного моря, ревущего за его спиной, и падающих снежинок, стоял Гаван из Конвика. Родился в 1115 году н. э., умер в 1145 году н. э. Честь, связанная с его рыцарскими клятвами; после смерти он был награжден парой крыльев стража, символизирующих его самоотверженные поступки. И когда он закрыл глаза и произнес странные слова, которые долетели до ушей Элли только из-за свирепого зимнего ветра, дувшего прямо в нее, его крылья раскрылись из своего укрытия под лопатками и вытянулись почти на двенадцать футов, от кончика до кончика. Они — он — были самым поразительным и великолепным зрелищем, которое она когда-либо видела.
Не в первый раз с момента встречи с этим человеком Элли потеряла дар речи.
И в мгновение ока он расправил свои крылья и бесшумно подошел к ней, и когда он подошел к ней, она помогла ему надеть рубашку и пальто, и он обнял ее, уткнувшись губами ей в шею.
— Я ведь не напугал тебя, правда? — спросил он, касаясь губами ее кожи.