— Майкл…
— Роуз, — я прерываю и не оставляю места для споров. Я могу лежать в постели, но я все еще я. — Дай. Мне. Посмотреть.
Она закатывает глаза с тяжелым вздохом. Если бы я не лежал в постели, а она не была ранена, я бы сейчас посадил ее на эту кровать, наказав за этот маленький акт саркастического бунта. Роуз передает Лиама маме и затем сползает с кровати. Ее движения прерывистые и медленные, и если она думает, что я пропустил эту маленькую гримасу только что, она ошибается.
Роуз закатывает рубашку, открывая большую белую повязку, обмотанную вокруг ее средней линии.
Прежде чем я успеваю заговорить, она быстро говорит: «Я в порядке», но я чувствую скрытый смысл в ее словах и замечаю печаль на лице мамы, прежде чем она отводит взгляд.
— Нет, ты не в порядке, — говорю я, и когда выражение лица Роуз меняется, я понимаю, что я прав. — Что еще случилось?
— Один из моих яичников был поврежден ножом, и они не смогли остановить кровотечение. Им пришлось удалить его, но у меня все еще есть один из моих яичников и моя матка, — Роуз раскрывает правду, не встречаясь со мной глазами.
Я осторожно протягиваю дрожащую руку, кладу два пальца ей под подбородок и поднимаю ее лицо. Боль очевидна в ее глазах, но есть и что-то еще. Что-то вроде вины. О, ради всего святого…
— Ты жива. Это все, что имеет для меня значение.
— Но я, возможно, не смогу снова забеременеть. Один яичник все усложняет, а я всегда хотела большую семью, как у тебя и…
— Роуз, — она резко останавливается и ждет. — Есть и другие способы иметь собственных детей. Суррогатное материнство — это вариант. Верно?
— Верно, — соглашается она после долгой секунды.
Сейчас она может согласиться со мной, но я знаю, что этот разговор далек от завершения. Мы должны разобраться с чувством вины, которое она чувствует, потому что оно не нужно.
Наш разговор прерывает стук в дверь. Рафаэль возвращается с мужчиной, который, как я предполагаю, является моим главным врачом.
Судя по отчету врача, мне повезло, что я жив. Огнестрельное ранение в верхнюю часть бедра, задевшее бедренную артерию, вызвало чрезмерную потерю крови, из-за чего мое сердце дважды останавливалось во время операции, и моим врачам пришлось ввести меня в кому, чтобы мое тело могло восстанавливаться без перерыва.
Я мало что помню о времени, проведенном в коме. Это похоже на слабый сон, на долгий сон, который все еще не дает мне покоя. Я смотрю на Роуз, и она поднимает на меня глаза. Она — причина, по которой я жив. Роуз и наш сын. Они дали мне что-то, за что можно бороться, пока я плыл в бесконечной темноте.
Нехотя, врач проводит мне ряд тестов, к моему немедленному разочарованию. Когда мы наконец возвращаемся после того, как каждый дюйм моего тела прощупывали, сканировали и кололи, моя палата заполнена. Только теперь там Габриэлла вместе с Энцо и странной женщиной, которую я никогда раньше не видел.
Мой лучший друг сидит в инвалидном кресле, рядом с ним стоит капельница. Белая марля, обернутая вокруг его груди, торчит из его печального мятно-зеленого больничного халата. Он бледный, с мешками под глазами, а его светлые волосы завязаны в очень небрежный пучок. Роуз сообщила мне, что он в конечном итоге потерял часть печени из-за огнестрельного ранения, которое он получил, защищая самых важных людей в моей жизни. Я должен ему больше, чем он когда-либо узнает.
— Ты выглядишь ужасно, Энцо, — замечаю я с дразнящей улыбкой.
— Я все еще могу надрать тебе задницу, — бросает Энцо в ответ.
Я становлюсь серьезным, мои мысли снова переключаются на причину, по которой он в инвалидном кресле. — Спасибо, Энцо. Я никогда не смогу отплатить тебе.
Энцо склоняет голову и кивает, понимая благодарность за мои слова. — И тебе никогда не придется этого делать.
Я поднимаю глаза на блондинку позади него. — Кто ты?
— Это Эвелин, — представляет женщину Роуз. — Она моя лучшая подруга из Европы. Она та, кто помогла мне сбежать, когда я узнала, что беременна.
— Так что теперь я должен еще одному человеку. Спасибо, что помогла Роуз и нашему сыну.
— С удовольствием, — отвечает она.
Габриэлла вытирает глаза и улыбается мне со своего места рядом с Рафаэлем. — Я просто рада, что все в порядке.
Я оглядываю комнату, замечая одного отсутствующего.
— Где дядя Лео?
— Он и Доминик представляют нашу семью на похоронах Игоря сегодня, — отвечает папа.
Мама ёрзает на диване, явно чувствуя себя неуютно, и бормочет: — Наша семья вообще не должна там быть.
Папа кладет руку на колено жены. — Нам пришлось кого-то послать. Лео предложил.