Темыр из вежливости улыбнулся и с трудом заметил:
- Не то, что в машине, Чихия в собственной арбе никогда не сидел.
- Еще бы! - сказал Миха. - Жизнь другая!… Ты знаешь, в Сухуми до советской власти мало абхазцев служило в городе, а теперь, подумай, сколько!
- Конечно, правительство ведь заботится о нас, - отозвался Темыр.
- В ту пору, как вспомню, в нашем селе не было ни одного грамотного человека. Никогда в правлении я не видел даже писаря абхазца. А недавно я подсчитал, - из нашего района в высших школах Москвы, Тбилиси, Сухуми учится больше тридцати человек. Разве это не радует?
- Конечно, - нехотя отозвался Темыр.
- Увидишь, скоро человек с умом будет особенно ценим; в Ткварчели, говорят, начали добывать уголь, а это какое богатство, какой доход для народа!
Ловким движением Темыр снял с очага котел с мамалыгой, придвинул столик; лицо его смягчилось.
Миха счел возможным опять начать атаку.
- Я ведь знаю, у тебя, - ты не скроешь от меня, - есть горе. Да, да, горе.
- Какое может быть у меня горе! - осторожно возразил Темыр. - Если и было горе, то оно все в прошлом.
- Послушай тогда, Темыр, что я тебе скажу.
Темыр выпрямился.
- Твоего брата убили, Темыр, это все знают. И ты это убийство принял за обиду и позор, мне кажется, это тоже не секрет.
Темыр отодвинул и опять придвинул тарелку. Он молчал.
- Такой способный, умный парень, как ты… Если в самом деле считаешь это убийство, помимо горя, позором для себя, то… это тебе вовсе не подобает. Ведь ты предсельсовета!
- Миха…
- Я прошу тебя не верить взглядам и советам нечестных или даже только темных людей. Одни хотят твоей гибели, а другие верят в предрассудки.
- Я никогда никого не слушаю.
- Боюсь, что ты не говоришь всей правды. Я ставлю тебя на первое место среди всей молодежи нашей деревни и не хочу, чтобы ты пошел неправильной, плохой дорогой. Чужая душа, конечно, потемки. Но, что бы ты, ни думал, ты сам понимаешь, каково значение для всех нас твоей незапятнанной работы.
Темыр пожал плечами.
- Кровная месть… Это, конечно, не вяжется с твоим обликом. Ты сам знаешь, что месть - скверный пережиток старины… Очень скверный! Кто любит свой народ и уважает себя, тот не оглядывается на мрачное прошлое и думает только о будущем. Такой человек должен быть врагом кровной мести.
Темыр отодвинул тарелку.
- Народ, среди которого ты живешь, следит за тобою, уважает тебя. И ни один человек не допустит и мысли, что Темыр способен на такое преступление, как месть. Что молчишь? Возможно, ты уже знаешь своего врага? Ну, что ты там глядишь в тарелку?…
Миха помолчал.
- А если не знаешь, прошу, и не ищи его. Я тебе, Темыр, говорю всю правду. Старики нашей деревни уважают тебя, а твои сверстники радуются твоим успехам.
Темыр в смятении подошел к двери, будто бы поглядеть во двор.
- Подумай, - горячей заговорил Миха, - какое разрушение приносит кровная месть и телу и уму! Один умирает, а для того, кто убивает, наступает омертвение души. Что, кроме печали и слез, кроме разорения и смерти, может дать кровная месть?
- Я, кажется, тебе ничего не сказал, - дрожащим голосом произнес Темыр.
- Успокойся, Темыр, продолжай свои дела, думай о лучшем и ожидай лучшего.
Прошло с полминуты, а Темыр все глядел в полуоткрытую дверь и не отвечал на слова Михи. Когда Темыр повернулся, на его лице дрожала каждая жилка, он сказал:
- Боже мой, сколько ты тут наговорил нравоучительных истин! Какое все это имеет отношение ко мне?
Слова Михи и смутили, и согрели Темыра. Однако голос рассудка и дружбы имел над ним недолгую власть, вскоре думы Темыра вернулись к тому же; эти думы возникали безостановочно, безжалостные к нему.
И вот уже опять дня не проходило без того, чтобы он не возвращался к мысли о мщении.
И все же, - не понять, как это сложилось, - Темыр начал остывать сердцем. Не только слова Михи на него подействовали. Он самому себе изумлялся, начиная сознавать, что так, должно быть, и не возьмет со старика Ахмата кровавую плату. Может быть, его суровое сердце смягчилось потому, что он полюбил труд среди людей.
«Оставить работу и заняться своим домом, - неожиданно для себя думал он, - Через год-два, глядишь, я имел бы хорошее хозяйство».
Эти мимолетные мысли уходили, и Темыр снова не жалел трудов своих на общественной работе. Случалось, что любовь к Зине вспыхивала в нем с новой силой, но Темыр решительно гнал это чувство. Он будет только работать! Он знал, что во времена Кадыра никогда бы ему не получить общественной службы. Кто сделал бы его человеком? Темыр убил бы Ахмата, ушел бы в лес - его б поймали и сгноили в тюрьме.