Миха с наслаждением втянул ноздрями воздух, зевнул, сунул ноги в легкие кожаные чувяки и сошел с веранды. Он медленно обошел вокруг дома - проверил, на месте ли скот, вымыл лицо и руки холодной водой из родника, затем выпустил поросят из свинарника и на кухне развел огонь. Нежась в тепле, он немного посидел у очага, пока его жена Хикур не подала холодной мамалыги с кислым молоком и сыром.
В сельсовете Миха застал только секретаря. Кооперативная лавка, стоявшая вблизи сельсовета, расширялась и заново отстраивалась Она была открыта, и Миха решил до прихода Кана и плотников заглянуть в лавку. Он встретил по дороге милиционера, и они вошли в кооператив. Продавец проворно подметал политый пол. Миха похвалил:
- Ишь ты, какой молодчина!
В лавку вошла Зина, и милиционер шутливо отдал ей честь:
- Привет!
- Как живешь, Зина, - спросил Миха, - как поживает Ахмат?
Он попросил Зину сесть. Но она отрицательно покачала головой. Должно быть, на ее душе тревожно, а как хорошо бы с ней поговорить и об ее отце, и о Темыре!
«Нет, - подумал Миха, - ее счастье еще впереди».
Милиционер нашарил в кармане табак и неожиданно для самого себя вытащил сложенный вдвое помятый конверт.
- Аайг! Да поразит меня смерть. Скажите, пожалуйста, я забыл письмо, и оно лежит себе у меня в кармане со вчерашнего дня.
Он протянул конверт Михе.
- Из Москвы, - воскликнул Миха, - от Темыра!
Он надорвал конверт и вместе с письмом высунулся глянцевый краешек карточки - то была фотография Темыра.
Услышав имя Темыра и увидев его карточку, Зина смутилась. Но все-таки она чуть склонилась над плечом Михи и увидела на фотографии знакомое лицо. Темыр носит теперь галстук, а волосы зачесывает назад; лицо его стало серьезней, будто бы немного удлиненней.
- Погляди-ка, Зина, - весело воскликнул Миха, - как похорошел наш парень!… - и он подмигнул ей лукаво.
Сдерживая радостное смущение, Зина молчаливо смотрела на фотографию, и многое ей припомнилось; вспомнила она и то, как печально оборвались ее встречи с Темыром. Он не прислал ей ни одного письма.
Продавец вышел из-за прилавка и тоже заинтересовался карточкой.
Девушке казалось, что не фотографию, а ее сердце разглядывают эти люди. В ней снова вспыхнула доверчивая любовь к Темыру. Пусть много обид, и пусть нет надежд, - любовь все-таки живет!
Зина боялась, что ее чувство поймут, и поэтому она решила скрыть его под простой вежливостью и сказала:
- Он и в селе был хорош, а теперь стал еще лучше.
И как ни в чем не бывало протянула фотографию Михе. Тут же, украдкой бросив взгляд на конверт, лежащий на скамье между нею и Михой, она прочла адрес.
Миха был так поглощен письмом Темыра, что и не заметил быстрого взгляда девушки. Он подул в конверт и, вкладывая в него письмо и карточку, заметил:
- Из него вышел настоящий человек. Знали бы вы, что он пишет!
Зина спросила будто равнодушно:
- Что же он пишет хорошего?
Она опустила глаза, чтобы не выдать их блеска.
- Успехи, Зина, большие успехи! Темыр переходит на следующий курс. Ну, как не сказать, что он молодец…
Зина молчала только потому, что много раз про себя повторяла адрес Темыра. Она должна запомнить этот адрес и, когда придет домой, записать его.
Зина тихо поднялась и спокойно подошла к прилавку. Посмотреть на нее - словно уже позабыла об этом письме. Она попросила дать ей катушку ниток, сахар и кусок мыла.
Когда Зина выходила, милиционер весело вытянулся перед ней и опять козырнул, а Миха внимательно и грустно посмотрел девушке вслед; он понимал, какое впечатление произвело на Зину письмо Темыра.
Дома Зина еще сильней почувствовала, что любовь разрывает ее сердце. Отцовская хижина показалась такой маленькой, Зина задыхалась…
Её пугало это страшное состояние, пугало то, что она и теперь отчетливо видит перед собой Темыра с галстуком, с волосами, зачесанными назад. Он неприветливо, с укором глядит ей прямо в лицо и молчит. Все-таки пусть Темыр объяснит ей, почему разлюбил, охладел, что помешало их любви!
Зина не понимала, что случилось, и вспомнила его слова: «Если можешь, жди меня, пока не отомщу». Но вот он в Москве, - кому же он там мстит? «Темыр обманывает тебя», - припомнились ей слова, сказанные Мыкычем. Для кого-то Темыр принарядился там, в Москве, и эти, по-другому зачесанные, волосы и галстук нужны ведь не ему, а кому-то другому, - не правда ли?