- Когда получу, дад, тогда видно будет… - Ахмат упрямо прибавил: - Все-таки в этом году урожай должен быть большой: уж очень хороши кукурузные всходы на нашем колхозном поле!
Зина тоже спешила на работу и потому с досадой кормила «дорогого гостя». Она с отвращением глядела, как жует Мыкыч, и отгоняла хворостиной кур, норовивших пробраться в кухню.
Много неприятностей причинил ей этот господин! Все так же, после встречи у родника, он настойчиво преследовал Зину. И Зина хорошо понимала, что Мыкыч старается прибрать ее отца к рукам.
Но Зина видела и то, что ее отца, как он ни колеблется, все больше коробили ухватки Мыкыча, его наглость. А Мыкыч не замечал этого и настойчиво советовал старику уйти из колхоза. Видимо, он только на то и надеялся, что Ахмат сочтет бесчестьем выдать советчика. Наверное, старик боится и того, что Мыкыч может оскорбить Зину.
Думая так об отце, Зина не ошибалась. Он несколько раз уговаривал дочь никому не говорить, что к ним ходит Мыкыч, - пусть никто не знает об этом.
Ахмат, измученный назойливостью Мыкыча, особенно стыдился того, что однажды под влиянием этого негодяя выступил так опрометчиво на колхозном собрании. На что бы ни надеялся Мыкыч, а, должно быть, придется его разоблачить, - об этом все чаще со смятением думал Ахмат.
А дочь боялась, что Мыкыч все-таки убедит ее слабохарактерного отца, и много раз давала себе зарок, что уйдет из дому, не приготовив завтрака для гостя. Она решила потребовать от Мыкыча, чтобы он никогда не переступал их порога, но всякий раз откладывала объяснение с ним, боясь, что он сделает что-либо дурное ее отцу.
Уже не раз Зина приходила в сельсовет с твердым намерением сказать о Мыкыче, но возвращалась домой ни с чем и еще сильней боялась, что своим вмешательством наживет себе врага, а старику отцу - мстителя.
Так шли дни.
Мыкыч, чувствуя, что в этом доме его побаиваются, обнаглел и стал ходить чуть ли не ежедневно, продолжая уговаривать старика, все более надеясь, что тут, пустив в ход все козыри и пользуясь отсутствием Темыра, он сумеет все сделать по-своему и завладеть девушкой, которую он непрестанно преследовал.
Однажды Зина сказала себе, что надо положить конец этим мучениям. Преодолев свою робость, она пришла в сельсовет и сказала, что ей надо поговорить с Михой по комсомольским делам. Михи не было. Она дождалась его и поведала все: и об оскорбляющих ее домогательствах Мыкыча, и об его агитации против колхозов, и об уговорах, чтоб Ахмат вышел из колхоза.
Миха сосредоточенно слушал, делая пометки в своем блокноте.
- Хорошо, что ты пришла сюда со своим горем. Оно не только твое, а касается нас всех. О Мыкыче нам многое известно, и то, что ты сообщила, тоже важно. Не бойся его.
- Как бы там ни было, я правильно поступила? - спросила девушка.
- Да, Зина, правильно и хорошо. Так должны поступать все комсомольцы.
Провожая ее до дверей, Миха, прощаясь, задержал ее маленькую руку в своей большой и сильной руке и задушевно спросил:
- Ну, а как у тебя… все остальное?
Под «всем остальным» он разумел, конечно, Темыра. И Зина поняла это. Она вся вспыхнула, как будто он бросил ей огонь прямо в сердце, вся зарделась. Потом тяжело вздохнула, опустив ресницы.
- Темыр разлюбил меня.
- Не думаю.
Она еле слышно ответила:
- Кто знает…
В глазах девушки Миха увидел глубокое горе.
Мыкыч, мерно покачиваясь на своем упитанном иноходце, въехал во двор Мурзакана. Он никого не застал в усадьбе. Двери наглухо заперты. Странно, - ни одного человека, что это значит? Неприятное чувство охватило Мыкыча.
Неподалеку, в лесочке, люди перекидывались глухими окриками, слышался равномерный стук топоров, и Мыкыч подумал, что, может быть, там вся семья Мурзакана.
Он повернул коня, въехал в лес. Здесь пахло грабовником, свежими травами, папоротником.
Порхая с ветки на ветку, несложно чирикали маленькие птички. На полянке, залитой золотистым светом солнца, стояла арба, нагруженная доверху лесом. Подальше, на лесной дороге, пересекавшей поляну, стояла другая арба, и крестьяне укладывали на нее бревна. В глубине чащи рубили деревья.
Мыкыч остановил лошадь и пожелал работающим удачи.
- И тебе тоже, - ответил ему старик-колхозник, взглянув мельком на него и продолжая взваливать на арбу сырой, тяжелый кряж.
Мыкыч начал издалека, - он спросил, чей это лес. Лес был колхозный. Низенький старик Джидж, расставив ноги в сыромятных чувяках, натужливо держал подпорку с кряжем и, видимо, не собирался вести разговор. Но Мыкыч вежливо продолжал: