— Полдела сделано, — подытожил крестоносец. — А теперь будем спасаться.
Без сира Сэмюэля бывшие узники пропали бы, но он с ходу сообразил, куда двигаться. Да в маскировке и не было нужды: в лагере стоял переполох, до горстки беглецов никому не было дела. Но лишняя предосторожность никогда никому не мешала.
Со стен за переполохом в лагере наблюдали манбиджцы, лучники держали под прицелом все подходы к городу. Чтобы не повторять судьбу Балака, беглецы решили переждать день в зарослях терновника. Хасана при виде колючек била дрожь, но другого выхода не было.
Пришлось покориться.
Моисей сходил на разведку и вернулся с двумя мешками динаров. Разброд в осаждающей армии переходил все мыслимые и немыслимые границы. Со смертью Балака перед Тимурташем открылись радужные перспективы. Десятки крепостей, огромные пространства от Халеба до Харрана — всё это отныне принадлежало ему. С одной оговоркой: и крепости, и земли следовало перезахватить.
Тимурташ торопливо собирал преданные войска и переманивал колеблющихся. Эмир Бурзуки сперва взывал к совести проходимца, но потом махнул рукой. Едва минул полдень, как его соратники собрали шатры и отправились в обратный путь.
Осада Манбиджа фактически прекратилась.
Вечером беглецы выбрались из укрытия, тут-то их и обнаружили высланные Сабихом разведчики. Это оказалось несложно. Возгласы «Что за обман! Где мой шлон?» были слышны на фарсанг от стены.
Ночью правитель вернулся домой.
ФАРРОХ ПРОЩАЕТСЯ С ГОРОДОМ
Всё на свете когда-нибудь кончается. Пришла пора покидать Манбидж. Да и то сказать: подзадержался Рошан. Раньше даже три ночи под одной крышей тяготили его, а тут — больше месяца прошло.
Халат, одеяло, горшочки с мазями. Книга — один из трактатов Ал-Кинди. Еды на несколько дней. Много брать не стоит. Странник, что хочет поклажей соперничать с верблюдом, умом соперничает с ишаком. Что еще?
Ах да… Самое главное. Рошан подошел к окну и распахнул его. Высунулся до половины наружу, стараясь рассмотреть напоследок город.
Шум праздничного Манбиджа оглушил его. Громко кричали дети, ревели ослы. Звенела медь в квартале чеканщиков. Зычные голоса водоносов обещали утоление жажды.
И самое главное: бездонное небо дышало весной. Наконец-то настоящей весной — без привкуса гари и смертоносной стали. В воздухе чувствовался аромат цветущих вишен.
Все долги розданы. Сабих, Керим, даже мерзавец Иса — все они стремительно уходили в прошлое, становясь персонажами легенды. Очередной легенды о Защитнике Городов. Что же гнетет его?
Любой человек, выпутывающийся из бед с помощью интуиции, в жизни сталкивается с множеством неудобств. Или ты доверяешь своему чутью или нет, и порой самое пустяковое действие становится невозможным — предчувствия не позволяют. Рошан не мог просто так взять и уйти. Ему требовалось уйти хорошо. А самое главное, он так и не решил, куда направиться. Путей виделось несколько. Можно было отправиться на юг в Иерусалим, а затем из Хайфы отплыть в Константинополь. В Тир тоже стоило заглянуть. А еще хотелось повидать Халеб и Антиохию. Неопределенность раздражала. Для человека, привыкшего к тому, что всё просто и ясно, такое богатство выбора представляло неодолимую проблему.
В дверь постучали.
— Да-да, — не оборачиваясь, бросил Рошан. — Входи, добрый человек.
Это был опрометчивый поступок. В дверь ввалилась куча тюков и свертков.
— Хвала Аллаху, господин, — донеслось из-под нее, — вы богаты! Манбиджцы шлют вам дары, благословение и привет.
— Благословение и им, Рашид, — вздохнул гебр. — Но куда мне столько? Еще день-другой, и я смогу открыть седельную лавку. А также чеканную, горшечную и Ормазд весть какую.
— Люди вас любят, уважаемый. Вы же Защитник Городов. А добрые дела должны вознаграждаться.
Добрые дела наказуемы.
Вернувшись в Манбидж и убедившись, что Тимурташа след простыл, Хасан решил выполнить свои обязательства. Двадцати тысяч в казне не нашлось, да Рошану они и не особо были нужны. Но, чтобы деньги не пропадали зря, он выторговал для горожан право два года не платить налоги.
Зороастризм требует от своих последователей добрых мыслей, слов и поступков. Вряд ли решение Фарроха было добрым. Конечно же, на его подарке кто-то нагрел руки. Кто-то разорился, кто-то проклял день, когда гебр пришел в город. А стены?.. А фонтаны и дороги?.. Их ведь надо чинить, а это всё деньги. Но что сделано, то сделано.
Так возникла новая легенда о Защитнике Городов. А в чем еще сила героя, как не в легендах?
Фарроху понесли дары. Ларцы с монетками, шелковые халаты, ковры, седла. Всё это мало походило на народное волеизъявление, скорее шишки города почуяли в гебре своего. Коль есть человек, распоряжающийся налогами, рассуждали они, с ним надо дружить. Очень просто.
— …А вот это кувшин оливкового масла от самомого Хасана. Можно я его здесь поставлю?
— Ставь. Что хоть… — Рошан повернул голову и закричал: — Эй! Эй! Куда? Я же здесь сплю!
— Ничего не знаю. Подарено.
Слуга сгреб в сторону постель Рошана, а на освободившееся место поставил чудовищного вида кувшин. Огромный. Титанический. В него, если постараться, можно было спрятать человека. Не очень большого… скажем так — невысокого, но куда Рошану столько масла?
— И что интересно, там внутри? — пожаловался здоровяк, утирая пот. — Чисто камней накидали. Может, заглянем внутрь?
С кувшином действительно что-то было не так. Из глубины исходил запашок друджа. Но Рошан решил иначе.
— Не стоит, — как можно беззаботней сказал он. — Лучше вскипяти самый большой чайник, какой найдешь. И принеси сюда.
— Чаю сварить? С печеньем, булочками? Халвой?
— Нет. Просто кипятка.
— Большой чайник кипятка? — здоровяк непонимающе хлопал ресницами. — Ладно. Внимание и повиновение, господин. А чайку я всё-таки принесу.
Когда Рашид ушел, гебр взял посох и принялся рассматривать кувшин. Горлышко его охватывало полотно, затканное золотым изречением из Корана. «Возьмите то, что Мы даровали вам, с силой и помните то, что там, — может быть, вы будете богобоязненны», — прочел Фаррох. Маловразумительно и витиевато… Совсем не свойственно Хасану. А если приглядеться, становилось ясно, что край тряпки колышется. Чуть-чуть, почти незаметно. Рошан постучал по выпуклому глиняному боку.
— Бом-бом, — запоздало отозвался кувшин. — То есть я хотел сказать — бульк.
— Бульк?
В дверь опять постучали.
— Входи, Хасан, — пригласил гебр. Он уже давно научился различать гостей по стуку. — Ты как раз вовремя. И ты, Марьям, входи.
— Мир и благословение тебе, Рошан!
В комнатушке стало тесно. Там и одному человеку было не развернуться, а когда пришли Марьям и Хасан, свободного пространства почти не осталось. В тесноте, что называется, да не в обиде.
— Мы это… мы тут тебе кое-что приготовили. Не откажи принять, Рошан. Эта сабля принадлежала моему деду.
— А этот пояс я сама всю ночь расшивала золотом и драгоценностями, — сообщила Марьям.
— Большое вам спасибо, — ответил Рошан. — Будьте дорогими гостями. Только скажите на милость, что я с этим делать буду?
— Как что? Пользоваться!
— Хасан, послушай. Я не умею драться сталью. Мой посох мне привычнее и роднее. Марьям, посмотри на мой халат. Это честная одежка путешественника, познавшая искры множества костров. Драная, штопаная, стираная-перестираная. Первый же стражник, что увидит на этом халате твой пояс, решит, что я его украл. Меня посадят в зиндан.
— Получается, мы ничего не можем тебе дать?
— Ну зачем же так? Хорошие сапоги, халат поновее… но не шелковый и без лишних узоров! — спешно добавил он.
Супруги переглянулись.
— Вот видишь! — радостно объявила Марьям. — А ты — не приму! не приму! Понял теперь?