Сам стих с короткими заключительными строками, падающими резко, то как лязг мечей, то как похоронный звон, то как стук земли о гроб, выявляет содержание. Хорхе убеждает, с каждой строфой все более гипнотизирует.
Я уже упомянул, что этому произведению суждена была редкая слава. В века, когда к искусству средневековья относились пренебрежительно, «Стихи на смерть отца» всеми признавались. Они переведены на другие европейские языки (на английский — Лонгфелло). Им подражали многие.
Что может быть банальнее и скуднее общих фраз о равенстве людей перед смертью? Но сказанные голосом поэта, они приобрели таинственную силу, показывая еще раз, что только в выражении самого привычного, общего, «банального» искусство достигает редких высот.
Илья Эренбург
СТАРАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ПЕСНЯ
В Вене много магазинов музыкальных инструментов. В Париже чуть ли не на каждой улице торгуют красками и кистями. Выставок живописи в Париже больше, чем концертов. Говорят, что каждый народ полнее всего выражает себя в том искусстве, которое наиболее отвечает его душевному складу, и что французам скорее свойственно зрительное восприятие мира, а не музыкальное. Говорят также, что, когда французы начинают петь хором, получается часто нескладно. Все это, может быть, и правильно, однако французы любят петь, и песни проходят через всю их жизнь.
Есть у французов даже поговорка: «Во Франции все кончается песнями», — она, видимо, должна успокаивать и безнадежно влюбленных и неисправимых консерваторов. Разумеется, и во Франции далеко не все кончается песнями. Вернее сказать, что многое начинается с песен. Девушка обычно поет о любви до замужества, а «Марсельеза» родилась накануне решающих битв революции.
На парижских улицах можно увидеть бродячих певцов: даже в холодный зимний день вокруг них толпятся прохожие и подхватывают припев. Что же поют эти безголосые певцы? Мелодия несложна, и мелодия повторяется, а слова — это рифмованные истории, печальные или шутливые. Существует особый жанр исполнения таких песенок; их исполнители — нечто среднее между певцами и куплетистами, между эстрадными актерами и менестрелями.
Конечно, песенки мюзик-холлов или кинокартин нельзя назвать народными, хотя некоторые из них облетают Францию, их поют на ярмарках, на свадьбах, под чинарами и под каштанами. Среди современных песенок имеются и милые романсы и пошлые куплеты; но есть между плохими и хорошими нечто общее — у них те же истоки.
Ив Монтан поет прелестную песенку:
Несколько веков назад на севере Франции пели:
Дело, конечно, не в подражании, а в живучести не только чувств, но манеры выражения, формы, интонации.
От старой русской песни путь шел к Кольцову и к Некрасову; склад и душу народной песни можно найти в стихах Есенина и Твардовского. К отдаленным временам следует отнести рождение испанского «романсеро», который предопределил многое в дальнейшем развитии испанской поэзии от Гонгоры до наших современников Гарсии Лорки и Рафаэля Альберти.
Обычно под понятием «народная поэзия» подразумевают сочинения неизвестных авторов, которые люди пели или напевали, сокращали, изменяли. Для многих фольклористов народное творчество прежде всего анонимно. Однако такое определение условно. Мы не знаем имени поэта, сложившего песню о Рено, но разве нельзя отнести к народному творчеству песни блузников 1848 года, хотя нам известно, что они написаны Дюпоном, или «Марсельезу», которую сложил Руже де Лиль? Два русских этнографа написали две русские песни — «Славное море, священный Байкал» и «Из-за острова на стрежень». Никто не помнит имен Давыдова и Садовникова, а песни их живы. Во время первой мировой войны во Франции я не раз слышал горькую солдатскую песенку: