Когда мы бессильно лежали рядом на сдвинутых кроватях, я подумал вслух, что, наверное, впервые Голем послужил причиной невероятного удовольствия, за что тут же получил легким ударом ладони по причинному месту.
В этот день мы посчитали себя недееспособными и решили посвятить остаток дня развлечению. Пусть наш небольшой позор останется в этом дне, покрывшись слоем хорошего настроения. Завтра будет последний день командировки и завтра мы снова пойдем в тот подвал, но вместе с Иржи. Если ничего из этого не выйдет, то просто сделаем репортаж с придуманной Мариной заготовкой.
И вот наступило завтра и мы, позвонив Иржи и вкратце рассказав историю с подвалом, пригласили его с собой. Час спустя мы шли втроем к Староместской площади, вооружившись фотоаппаратом, камерой и всем чем только можно.
Подойдя к подвалу, мы обнаружили дверь прикрытой, хотя замка на ней не было. Отворив большую железную створку, я первым ступил на лестницу, уходящую в темноту. Чувство было странное. Такое возникает тогда, когда ты вынужден делать снова то, что тебе неприятно. Недавно испытанный страх снова поднимался внутри неприятной, кривящей рот, волной. Неизбежность, которая заставляла понять, что идти туда надо, усиливала этот страх до тошноты. Но любопытство, пожиравшее всех троих, перекрывало страх и неприязнь, а присутствие Иржи все же немного успокаивало. И вот уже мы втроем идем по темному коридору, осторожно ступая. Я первый, за мной Иржи и позади Орешка. Мы вооружились фонариками и освещения теперь нам вполне хватало.
Подвальная сырость и эхо шагов натягивали нервы, но довольно скоро появился тот небольшой зал. Мы осветили его, но лучи блуждающие по полу, словно три голодные ищейки, не нашли ничего, кроме голого каменного пола… Перед нами был пустой зал и лишь на другой его стороне с потолка падал широкий столб дневного света, попадающий, по-видимому, через теперь открытый канализационный люк.
— Где он?! — удивленно спросил я.
—Он лежал здесь? — поинтересовался Иржи.
— Да, прямо посередине. Он, не он, но в любом случае что-то лежало! Суток не прошло, куда это делось?
— Ничего не понимаю, — добавила сзади Марина.
Мы растерянно ходили по залу, тупо освещая серые стены и пол. На полу не было никаких следов пребывания нашего монстра.
— Ребята, а вы точно что-то видели? Вы же говорили, что было темно.
— Видели, явно что-то видели. Если бы еще немного выдержки, то я бы даже пощупал бы. И потом эти вздохи. Нам обоим не показалось же!
Я посмотрел на отверстие в потолке. Были видны края самого обычного канализационного люка, через который сейчас слышался смех и разговоры прохожих. Сквозь его крышку с небольшими отверстиями падали на пол тонкие лучи в прошлый раз. Теперь даже без наших фонарей в зале было достаточно светло и не страшно.
— Ладно, будем подниматься, — сказал Иржи и направился к лестнице. Нам ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Когда мы вышли на свет, переступив высокий порог, Иржи с нами попрощался, сдерживая себя от иронии в наш адрес. Когда мы остались одни, я присел на порог и, притянув за руку Марину, посадил ее рядом. Мы вдыхали теплый октябрьский воздух с едва заметными примесями запахов романтичного города, в котором доминировал приятный аромат дыма печных труб, угадывался запах свежего кофе из множества каварен, сладкий запах кондитерских изделий, тонкий аромат парфюма бесчисленных туристов и множество других запахов, которые создавали неповторимую смесь атмосферы Праги.
В голове я прокручивал предстоящий репортаж, когда мой взгляд упал на странный неприметный предмет. Это был довольно крупный обломок коричневой глины. Я поднял его, и мы с Орешкой молча уставились на эту находку. Это не был черепок от кувшина или чего-то подобного, так как у такого осколка всегда имеются две стороны — внутренняя и внешняя. Этот обломок был от чего-то гораздо более массивного: во-первых, он был крупным, во-вторых, у него была только одна внешняя сторона. Внутренняя же его часть была неправильной, и видно было, что он отколот от весьма внушительного предмета.
Когда же мы перевели взгляд на то место, где его нашли, то буквально подпрыгнули — высокий порог, обитый кровельной жестью, был вогнут сильным ударом. Наше воображение тут же нарисовало огромного великана, вылезающего из тесного подземелья и спотыкающегося о порог.
— Да ну, опять наша фантазия! — не выдержал я. — Это может быть что угодно — часть какой-нибудь тары, сувенира или изделия. А эта вмятина, наверное, тут уже десять лет!