— Летал на «Аллигаторе».
— Не люблю камовских вертов.
— Вероятно, это была последняя мысль в его жизни — пробный пуск Х-25Т с борта, БЧ под центнер сработала на самоликвидацию. Благодаря броне, кое-что удалось похоронить. Глаза собеседницы явно и сильно увлажнились.
— Простите, ей богу, идиот, я не так всё понял… — Владимиру внезапно стало очень стыдно и неизъяснимо жалко собеседницу, он коснулся ладонью её щеки. Она нежно отстранила его руку, нервно сглотнула, сказав:
— Всё бывает… Давайте, раз всё равно вспомнила, за упокой, тем более, вы — тоже вертолётчик. Всё же ей удалось сдержать слёзы. Они подняли тонкостенные стаканы и, не чокаясь, медленно осушили их — может ещё вина? — спросила Татьяна.
— Давайте! — Владимир окликнул официанта.
Официант, наблюдая за ситуацией и чувствуя, что дело перерастает из случайного знакомства в нечто большее, принёс полную вскрытую бутылку, поставил на стол и наполнил два стаканчика, не забыв поставить и поджечь свечку. Вскоре Татьяна, осушив третий стакан, не опьянела, но потеряла контроль над собственными эмоциями. Она подсела к Владимиру (а раньше сидела напротив), стала показывать их совместные с мужем фото, а так же, одно из последних, как понял Владимир — на фоне Ка-52. После этой фотографии женщина размякла окончательно, упала Владимиру на плечо и разрыдалась.
«Да — ну и «засланку» же нашли Главные Шутники Иллюзии. Умная — бесспорно. Красивая — очень. Но подумали бы хоть о том, что с её биографией может на сентиментальность пробить! На этом прокол и вышел…» Вместе с тем, Владимир чувствовал всё большую симпатию к ней, он сочувствовал незавидной судьбе женщины, о которой Таня вскользь рассказала: «Гуманитарный ВУЗ. На романтику пробило — и — за лётчика замуж. Он её в эту Иллюзию и привёз. Но иллюзии умерли вместе с ним — теперь — её из жалости и ижмашевского калибра пристроили в администрацию. На гражданке — ей некуда идти. Она — пленница Иллюзии. И сколько их — женщин, мужчин, детей, наконец, для которых мира вне Иллюзии не существует! Чёртов Город!» Но, вместе с тем, Владимир чувствовал, как в его голове разливается приятное тепло, как всё быстрее бьётся его собственное сердце, как он, успокаивая женщину, нежно, но неотвратимо прижимает её к себе. Как будто они всегда знали друг друга. Владимир пытался бороться со своими чувствами, отстранил женщину, спросив её разрешения закурить:
— Вам не помешает, если я закурю? Он не курил уже несколько часов, хотя, даже на дороге, раз в два часа останавливался на перекур. («Странно… реланиум да головная боль отбили тягу к никотину, наверное»).
— Нет! — в тот момент, когда он только и успел достать сигарету, она уже поднесла к ней зажигалку.
— Спасибо! — зажигалка, похоже, бензиновая, сработала не сразу, обдав сигарету брызгами, но, со второго раза — зажглась.
Владимир затянулся несколько раз и затушил сигарету. Он смотрел в её глаза, ещё влажные от слёз, но уже горящие желанием и нежностью. Он думал только о ней: «Ну чёрт с ним со всем — засланка — какая с неё засланка, раскисла, да втрескалась… А я сам-то… Ещё говорят, любви с первого взгляда не бывает. Не думал, что поведусь как идиот. Она предложила потанцевать! Ну почему как идиот?! Соглашусь, конечно же!
Они танцевали под его любимую мелодию, казалось вокруг не было никого. Она прильнула к его губам с непонятной жадностью, но Владимир не стал сопротивляться столь беспардонному поцелую в столь людном месте. Он сам хотел этого. Только аплодисменты зала, явно адресованные им, заставили их отскочить на метр друг от друга.
— Ой — и опозорились мы, Таня, прости! Лучше поскорее это место покинуть.
— Я провожу тебя, ты ведь в этой же гостинице остановился.
— Нет, лучше я провожу тебя до дома.
— Хорошо, я живу недалеко!
Лицо Владимира обдало свежим ветром — чистое небо белой ночи сияло над ними. Он чувствовал желание, да, но не только, он чувствовал крылья у себя за спиной и был рад собственному безумию.
Так, витая в облаках, он не заметил, как они подошли к её дому.
— Подожди секунду — в магазин заскочу.
— Но часа два уже!
— Он круглосуточный! — выскочив через полминуты с бутылкой шампанского, хотя на ногах она и так держалась неуверенно (что-что, а опьянение симулировать нельзя — это Владимир знал точно), она повисла у него на шее — я хочу провести эту ночь с тобой… Ты… — она покраснела и потупила взор
— И я! — Владимир засмеялся.
Дверь её квартиры открывалась такой же пластиковой картой: «Ну и продвинутая это Иллюзия, ну да и хрен с ней с Иллюзией!» — подумал Владимир.
Они смеялись до слёз, когда, разуваясь, Таня уронила сумочку, из которой вывалилось буквально всё — удостоверение, пластиковые карты различного назначения, бумажник, в котором фотографий было больше, чем денег, «Макаров».
Владимир аккуратно открыл шампанское, разлив в фужеры, которые Таня наспех нашла где-то в шкафу. Они были счастливы и смеялись, — рука Владимира была нетверда, и, большая часть шампанского «ушла мимо цели».
Дрожа, она раздевала его и раздевалась сама, затем, упала, широко раскинув руки, и Владимир полностью отдался охватившему его соблазну. Это было настоящее безумие — она утомила Владимира настолько, что после их сумасшедшей страсти, он, едва коснувшись губами её лица, скатился с кровати и пытался отдышаться.
Таня, напротив, была совсем свежа, хотя томное выражение её лица вызывало головокружение у Владимира. Она поднесла ему только что наполненный ею бокал шампанского: «Выпей, мой нежный, чуток в себя придёшь!»
Он выпил. Усталость не уходила, но присесть на кровать Владимир всё же смог. Внезапно, всё поплыло перед глазами, Владимир ухватился за подушку, как бы, пытаясь удержать остатки своего сознания. Он успел пробормотать: «барбит…тура, б..б..л..» — на второе слово, адресованное Татьяне, у Владимира уже не хватило сил.
III
Какой-то кошмар приснился Владимиру, правда, он не мог вспомнить, какой. Но и глаза открывать не хотел — во-первых — голова разламывалась, во-вторых, он не знал где очнётся. Вариантов в голове промелькнуло несколько, в числе которых — довольно неприятные, но самым гадостным, всё же, он считал вариант очнуться в постели этой мрази, соблазнившей его. Хотя — при чём тут она — официанты, из униформы которых только погоны не торчали, щедро наливали и наливали вино с психотропами, наркотиками и афродизиаками. Не спроста и свечка — небось синтетической летучей опийной дури там было больше, чем парафина. А первый удар его сознанию нанесли ещё в травмпункте, введя вместе с реланиумом и луцетамом нечто вроде фенобензольного спиртового соединения — действует столь же избирательно, как и пентатол, но на другие центры — подавляет внимание, интуицию, инстинкт опасности, вызывает спокойствие и равнодушие — то-то всё ему было «пофиг» и «по барабану». Кстати, ведь она пила ту же дрянь в ресторане. Но, глаза открыть пришлось.
«Потолок белый, окно без решёток, обои не те, обстановка шикарная… Значит — ни КПЗ, ни «дурка», ни её квартира. Уже радует! Но где я?» — Владимир бегло осмотрел комнату.
Кровать, на которой он лежал была размером два на два и убрана шёлком. Кожаное кресло. Телевизор. Бар. Кожаный стул. «Опа! — на стуле его одежда!» Выглаженные брюки, рубашка — без жёлтого пятна от «Адреналин-раша» — постиранная и выглаженная, галстук, пиджак… Бумажник, удостоверение и ПММ лежали на прикроватной тумбочке. Владимир осмотрел кольцо для ремешка на рукояти — ни на четверть миллиметра не сдвинули! Вынул обойму — так — один в канале — бронебой, второй — экспансив, третий — пластик! В его стволе не ковырялись.
Осторожно, сняв ПММ с предохранителя, в трусах и в майке, Владимир подкрался к двери комнаты и резко распахнул её…
Его номер! Дорожная сумка и ноутбук так и лежали, как он их бросил вчера на большой кожаный диван: «И тело на дом доставили и рубашку, и брюки постирать и погладить успели и…» — Владимир увидел на своём локтевом сгибе ещё две маленькие точечки, помимо той, оставшейся после укола в травмпункте — «вначале кофеинчика ввели, чтоб в чувства привести, после того, как она его барбитурой свалила, или клофелином, или чем по бронебойнее, а потом — пентатол, родимый!» — предположение подтверждал и характерный фруктовый перегарчик: «Да — пентатол кололи! Но, почему он не помнил допроса? К своему несчастью, тем, что называют «временной алкогольной амнезией» — когда, проснувшись утром, не помнишь что было бурным вечером, он не страдал, помня проделки, как друзей, так и свои, хотя, многое лучше было не помнить. И «коктейль Молотова», которым его почивали и в травмпункте, и в ресторане, и барбитура и пентатол (тем более — кофеином, если не амфитамином, точно в себя приводили — с «трупом» о чём разговаривать?) не могли заставить его забыть допрос. Значит… Значит под пентатолом его ещё обрабатывал гипнотизёр. Он и вышиб допрос из памяти, под конец сеанса. Ну и сервис! Накололи, подтравили, напоили, накормили, бабу подсунули, под пентей и гипнозом допросили. Затем привезли «тело» в номер, да ещё вещи нагладили, а рубашку — даже постирали!» Серебряное колечко с беловатым кристаллом было на месте — не сняли, значит лишнего ничего не ляпнул, да об этом и не спрашивали.