Вы, как и они остались наедине с бывшими прихлебателями и лицемерными интриганами, что строили из себя друзей и соратников, которые возможно имели к ним личные скрытые обиды. Вот только для них это куда страшнее, и последствия этому мы с вами можем наблюдать уже сейчас.
Я закончил говорить, и в кабинете воцарилось молчание.
— Теперь я понимаю, почему в столь юном возрасте вы настолько преуспевающий человек. — Нарушил молчание князь, смотря на меня задумчивым изнурённым взглядом. — Григорий могу я задеть вопрос?
— Конечно Роман Алексеевич. — Кивнул я белокурому аристократу, делая глоток из бокала, смачивая слегка пересохшее горло вином.
— По какой причине вы решились на такой деликатный разговор. Я и так знал, что вы умны, больше чем половина аристократов империи, а теперь я убедился в этом ещё больше. Так зачем вам всё это было говорить, — задумчиво протянул князь. — Какой был смысл? Ведь вы же сами знаете, что нового вы мне ничего не открыли. Неужели это из-за Александры, или у вас какой-то иной мотив?
Я перевёл взгляд на содержимое своего стакана, слегка покачивая красное как кровь вино, которое стало слегка плескаться по стенкам, смотря при этом через него на размытый силуэт своего собеседника.
— Знаете, — поджал я губы, при этом мой взгляд стал смотреть, словно в пустоту. — Я задумался не давно, а после прихода ко мне княжны Александры Романовны в трудный для неё час, ещё раз вспомнил об этом.
Стоит ли винить тело змеи за то, что оно привело голову к своей добыче. Так как даже с отрезанной головой она может жить и нести смерть пусть и недолгое время.
Виновато ли тело в том, что приказывало ей голова, обладающая ядовитыми клыками. Если подумать управляет всем голова, а если тело будет сопротивляться, то оно умрёт с голоду.
Вы знали, что змеи иногда поедают сами себя, травя и заглатывая свой хвост. Поэтому хвост змеи, являясь частью единой рептилии, тоже находится в опасности, ведь если он неплотно сожмёт добычу и она ускользнёт, голова в возбужденном запале атакует его.
— Я этого не знал, и затрудняюсь пока ответить на ваш вопрос. Но к чему вы клоните? — Непонимающе наморщил лоб Роман Алексеевич.
— Да просто мысли вслух, — сделал я быстрый глоток вина, после чего улыбнулся своему гостю. — Роман Алексеевич нового я естественно вам ничего не открыл. Я просто ответил на ваш первый вопрос. Ведь иногда надо напомнить, что и так очевидно. Вы и ваша семья в тяжелой ситуации в новом положении. Мне же вновь напомнили, кто я такой для них, и где мне надо быть. Вот только для меня это знакомо, а вот для вас не думаю. Меня, а теперь и вас тут не любят. Как говорится, сегодня ты им нужен, а завтра уже не черта.
Романин сидя в кресле, наградил меня быстрым, но пристальным взглядом, после чего сделал большой глоток из бокала и, поджав губы, произнёс:
— Знаете Григорий уже скоро рассвет. Думаю, вы правы. Не стоит сейчас будить Александру. Я благодарю вас, что вы не остались к ней безучастным в трудную минуту. Могу я попросить вас об одолжении. Когда Александра проснётся сопроводить её домой?
— Хорошо Роман Алексеевич. Будьте спокойны об этом. — Кивнул я, смотря, как князь имперской крови встаёт из кресла, ставя пустой стакан на маленький столик.
— Благодарю. На этом я вас оставляю, и буду ждать вскоре вас у себя в гостях.
Князь имперской крови покинул мой кабинет, оставляя меня вновь одного в моём кабинете на верхнем этаже известного и престижного кафе-ресторана.
Оставшись вновь один, я прошёл за свой письменный стол, и сев за него, открыл скрытый в его недрах сейф, извлекая несколько нечем не примечательных папок.
Положив их на стол, я взял карандаш, и пододвинул одну из них к себе, на титульной стороне, которой, в верхнем левом углу было написано «Полигон».
Дождь лил как из ведра, гремя шумом водопада в кромешной тьме ночи.
На крыше дома, которой расположился через дорогу от разгоняющего подсвечивающими фонарями вывеску ресторана, сидел, закутавшись в черный не промокающий плащ мужчина, словно сливаясь в одно целое со своим укрытием.
Тьма подворотни, в которую он смотрел, была практически непроницаема и, скрывала всё в своих владениях, но только не от его глаз, которые слегка переливались красным отливом.
Со своего места Валентин хорошо видел, как у неприметной практически сливающейся со стеной дверью в полном одиночестве стояла, сотрясаясь ознобом, вымокшая до нитки молодая особа.