– У Лидуси все хорошо. Абстиненции уже нет.
– Но на волю не просится?
– Нет.
– Будем ждать, когда запросится.
В следующем окне виделся такой же связанный человек, только воющий в голос:
– Убей меня, Ганс, убей, убей…
Всего таких камер было шестнадцать, и во всех, кроме одной, где такая же фигура было закрыта тканью с головы до ног («Иринка», – поняла Роксана), полуживые, измученные люди были связаны, лишены света и воздуха и какой-либо человечной реакции на их страдания.
Наконец они зашли в комнату в самом конце коридора, где было окно, стоял стол, стулья, две больничные кушетки, вешалка для одежды.
– Папа, кто эти люди? –вытирая испарину с лица, спросила Роксана. – Объясни, почему они здесь.
– Они мертвы. Их нет. Они умерли для всех людей, даже для родных, они не работают, они не учатся, они еще до состояния зверя, до. Я возрождаю их из мертвых.
– Значит, это ты притащил их сюда?
– Кого-то – я. Кого-то привезли, привели. Какая разность?
– Большая. Если это ты отвечаешь за все это… Ты преступник, папа! Ты понимаешь это?
– Нет. Человек сам себе судья. Я знаю, только я – преступник я или нет. Так вот: я не преступник.
– Но если кто-то узнает об этом, тебя посадят за насильственное, я не знаю, заключение людей, понимаешь?
– Вот чего боится моя дочь! Ты, Роксана, которая должна перенять от меня дар сигнальщика для мира людей. Могла бы возрождать людей из мертвых. Могла бы пробуждать в людях их могущество !
– Я?
– Да. У тебя все это есть.
– Вот это? Вот этого у меня нет. Более того, я пойду, в полицию. Я обо всем там расскажу.
– Ты не пойдешь.
– Почему это?
– Потому что я тебе нужен.
– Нужен. Но и эти люди… Они тоже люди. Неужели тебе их не жалко?
– Тебе тоже. Тебе ведь здесь… брезгливо. А? Страшно. Но про то,что ты их жалеешь… Скажи другому. Ты же моя дочь.
– Зачем ты меня привел сюда?
– Чтобы ты знала, что делает твой отец. Чтобы ты могла ему помогать. Ты тоже можешь спасать людей. Ты имеешь для этого силы.
– Помогать мучить людей. Есть у меня силы, нет у меня сил, я не хочу иметь отношения к подобному.
– Да знаю я, чего ты хочешь. Ты красивая, молодая, у тебя красивый молодой муж. Вам надо демонстрировать другим свое счастье. Это занятие для богатых. И тебе нужны деньги. Так?
– Почему ты так решил?
– Потому что я знаю. У меня есть деньги. Но это деньги для того, чтобы расцвел твой дар. А ты считаешь своим поручением демонстрировать свою красоту и свою счастливость. Так вот, Мнвинду имеют другое поручение: сделать людей лучше, спасти их от плохого в этой земле.
– Ну ладно, мы не на воскресной проповеди, я это слышала с малых лет.
– Ты никогда и подумать не могла, что у меня могут быть деньги, а? Поэтому я тебе и не был нужен. И вот они у меня есть. И ты сразу пришла. Разве это не говорит о плохости этого мира?
– У тебя есть деньги? – совершенно сбитая с толку, спросила Роксана. Отец никак не мог знать о наследстве.
– Как я могу сомневаться, что у тебя есть моя сила? – словно не слыша дочь, продолжал Ивхав. – Сразу почувствовала, пришла. Я точно знаю, что и поручение у тебя то же, что и мне досталось, – с улыбкой сообщил Ивхав.
– И откуда деньги?
– Они даны судьбой на исполнение ее поручения.
– А помощь жене, которая долгое время тебя содержала, ну, или терпела. Помощь дочери, у которой ты ни разу не спросил: нужно ли тебе чем-то помочь? Это как – не входит в это поручение? Не нужно их спасти от плохости этого мира?
– Не нужно. И тебя, и твою мать нужно спасать от лишнего. Но это вы можете сделать только сами.
Роксана пошла к дверям, которые распахнула перед ней Жанна, и почти бегом бросилась по коридору мимо железных дверей, сопровождаемая криками из камер и торопливыми шагами подручной Ивхава. И снова под ногами разлетались в разные стороны серые поблескивающие спины, от которых мороз пробегал по коже.
На улице, когда дверь за ней плотно закрылась, Роксана дышала глубоко и часто, будто наркоз вдыхала. Только ощущение, что чистый воздух не очищает грязные внутренности, не проходило. Но злость была сильнее.
Она с ужасом поняла, что утешение пришло бы к ней, если бы она прямо сейчас начала бить своего отца каким-нибудь тяжелым предметом, причем начать с его невозмутимой азиатской рожи, которая бы сохраняла и эту улыбку, несмотря на удары. Она даже ринулась назад к двери, но остановила себя. Он сильнее. И он ей нужнее сейчас, чем она ему.
Она решила пройтись и успокоиться: через парк, центральные улицы, а дальше – решить, что делать. Ясно, что Пиднель ей не помощник. Кто еще?