– Времени-то сколько было? Час-то который?
– Не скажу точно. Лето. Ну, около восьми. Но не девять, в девять я телевизор включаю.
– А может быть, она все-таки с ним была, с архитектором. Ну, например, вперед его пропустила, а сама следом шла.
– Нет. Во-первых, я делаю так, что он всегда должен меня видеть, когда возвращается, а я, стало быть, его. Ну и потом, она быстро вышла и дверь за собой закрыла.
– Ну а вас она видела?
– Не знаю. С ней не знакомился. Не будучи представлен, так сказать.
– А через какое время Жнец приехал?
– Не скоро. Уже было темно. Но я вышел из машины, встал поперек дороги, как положено. И ведь, наверное, это одно из последних выражений личного протеста было. Через день он пропал. Я перепугался, но потом сосед сказал: в полиции.
– А чего вы-то перепугались?
– Знаете, он с этими стройками, видимо, с мафией дело имеет. Всякого от них можно ожидать.
– То есть вы крови Жнеца не жаждете?
– Да упаси бог. Если с ним что случится, то какой смысл в моей жизни, подумайте?
Гарпунов согласился. Он за эти дни привык, что человеческое сочувствие можно встретить по самому неожиданному поводу.
Игорь Гарпунов и Михаил Пиднель.
Дуэль на салями.
Прежде чем вернуться к бесперспективным беседам с Жнецом, Игорь прикинул, что заставило его искать и найти оправдание человеку, мнение о котором за время этого дела менялось от нейтрального к неприязненному. Ответ находился малоутешительный: он искал все-таки дурацкой правды, хотя подспудно хотел бы ее не найти. Данные из аэропорта добавили ему уверенности в том, что с Жнеца предъявленные обвинения надо снимать. 20 июля в 20 часов 30 минут, когда Мнвинду уже несколько часов как был убит, над домом Жнеца пролетал самолет, отправившийся в соответствии с летним расписанием в Адлер. Рейс этот отправлялся один раз в неделю по средам, в другие дни самолеты не взлетали. Жнец на этот день алиби не имел, сказал, что работал в мастерской.
У Игоря было обязательство, в котором он себе, естественно, не признавался: встретиться с Мишей Пиднелем и рассказать ему о том, что его жена может быть, нет – должна быть обвинена в убийстве, бог ты мой, собственного отца. Даже не так: обязательство попытаться встретиться. Попробовать. Он был уверен, что Михаил откажется, какой бы важности ни был обозначен повод.
***
Оценивая то, что он получил, Игорь понял, что, при всей своей несимпатии к архитектору, объективно искал подтверждения его непричастности к убийству Мнвинду. Почему? Он оправдывал себя тем, что действовал в интересах истины, но это, конечно, глупость. Химера. Ничто. Он получил результат, который был морально нежелателен, и чем-то себя успокаивал.
Так футбольный комментатор, увидев, как игрок родной команды пробил много-много выше ворот, восхищенно выдыхает: «Какой сильный удар!» Надо понимать, что было бы с вратарем, воротами, сеткой и всей командой соперника, если бы наш нападающий овладел такой малостью, как попадать в рамку ворот.
Еще один тяжелый результат – причастность, если не прямая вина дочери убитого Мнвинду в убийстве отца. И это Игорь хотел бы обсудить в первую очередь с мужем Роксаны Мнвинду, Михаилом Пиднелем.
Не надеясь особенно, во-первых, на то, что застанет Михаила в городе, а во-вторых – просто на то, что он захочет с ним говорить в неформальной обстановке, Игорь позвонил ему.
Михаил был в пути, но ответил, что прилетает ночью, а назавтра перезвонит Игорю и готов встретиться. Говорил он спокойно, немного устало. Михаил возвращался с очередной встречи с господами Юнто и Колином, где он оформлял решение о праве наследования Роксаной Мнвинду, поскольку Колин имел договор с Ивхавом Мнвинду о ведении всех его имущественных дел. О том, что особого завещания, оговаривающего наследование, Мнвинду не делал, Михаил узнал от того же Колина раньше. Но тут был фактор насильственной смерти, идущее следствие, что, естественно, отдаляло вступление Роксаны в прямое наследование.
Пиднель перезвонил с самого утра, и Гарпунов предложил встретиться в самом демократичном месте – в парке, в кафе «Под кронами», оформленном снаружи и изнутри кирпичиками из знаменитой некогда марки батареек для фонариков и радио. Заказ он сделал тоже подчеркнуто земноводный: попросил сваренного здесь же пива и каких-то резинотехнических кальмаров, себе и Мише. Михаил, как олицетворенная удача, появился неожиданно, почему-то со служебного входа. Он постройнел, его юношеский атлетизм спрятался в просторной светлой одежде, обритая голова попеременно бликовала с оправой темных очков.
– Здравствуй, Михаил, ты не изменился, – пробормотал Игорь, привставая.