– Я скажу вам, доктор. Я плановой.
– Ты не плановой, мальчик. Ты есть наркозависимый от героина. Ты больной. Я тебе могу помочь. Хочешь?
Ваня понял слова врача по-своему.
– У меня есть героин, я поделюсь. Вы достанете его из меня, – он провел пальцем вниз от подбородка – он решил, что встретил таджика, или пуштуна, или узбека – словом, кого-то, кто знает цену товара и вообще в теме и готов тоже поучаствовать в операции. Даже полегчало.
Незнакомец не отвечал.
– Но главное, если вы можете помочь, у меня тут мамка, у вас в реанимации, ее провожатый порезал. У нее героина натолкано повсюду, и тут, и тут, и тут, – Ваня показал все рукой на себе, – там не меньше трех килограммов, это деньги чумовые. Вы бы могли все себе взять или с другими врачами разделить, только бы ее спасли. И еще – ментам бы ее не отдавать, а то ее посадят. Понимаете, подлечить, порошок вынуть, а ее втихаря отпустить.
– Как фамилия?
– Моя?
– Ее.
– Михайлова Жанна она по паспорту.
Смуглый кивнул, отошел к стене, щелкнул выключателем, и в ярком свете Ваня увидел самое обычное помещение со стенами, крашенными белой масляной краской, и белым низким потолком. Чистый линолеумный пол, какая-то старинная музыка слышна, слева стулья у стены, справа – по уходящему вдаль коридору – двери в кабинеты. Незнакомец подтолкнул Ваню к ближней двери, открыл ее ключом и провел внутрь. Кровать с матрацем и одеялом, очень похожая на интернатскую, стол, стул. Все обычно, но что-то не так: Ваня понял это, когда смуглый врач уже закрыл за собой дверь, такую же, как и входная, – металлическую, без ручки, с отверстием для ключа. В этой комнате не было окна – вот что в ней было необычным.
– Я тебе помогу, мальчик, и маме твоей помогу. Пока поспи, я скоро приду.
***
Ивхав Мнвинду – а встретил Ваню именно он – свое обещание сдержал, пришел скоро. А мальчик и впрямь задремал, убаюканный песней «Ой ты, рожь, хорошо поешь» и недолго раздумывавший – почему слово «рожа» используется в таком, таджикском, варианте звучания. Решил, что и певица, как и странный сегодняшний врач, – явно нерусские и неправильности эти не замечают. Откуда было знать пареньку из Средней Азии, по-хорошему-то ни одного класса не отучившемуся, про растение средней полосы России?
Доктор пришел с другим человеком в белом халате – мужчиной богатырского телосложения, которого нерусский называл Павлом и который, приказав Ване сесть, расстегнул пижаму и помял его живот, потом заставил открыть рот и тоже пристально рассмотрел. Оставив дверь открытой, они удалились в соседнюю комнату, откуда были слышны голоса.
Ивхав Мнвинду и Ваня.
Сломанное колдовство.
– Д-а-а, Иван, у тебя, я смотрю, все тут в порядке. Смотровая на уровне, лаборантская, инструменты, и палаты, смотрю, тоже в порядок приводишь.
– Мало-мало пока. Только начинаем. И то главврач Аборзов арендную плату поднял в шесть раз!
– Думаешь, выживает тебя Борзов?
– Павел, как сказать – думаешь, если видишь сам? Не хочет Аборзов, чтобы ваш брат – врачи, фельдшеры, лаборанты работали у меня, дополнительный доход на вашу бедность имели, в этом все дело.
– Да, Иван, плохо будет, если закроешься.
– Здесь закроюсь – в другом месте откроюсь. Имею цель.
– Знаю, ну давай мальчишку сюда.
В минуты водруженный на кресло и наклоненный к свету Ваня был освобожден от пакетов из своей утробы, еще минуты две его рвало, причем Иван заставлял его пить соленую воду, и его снова рвало.
Настал черед и прямой кишки, и тут Ваню долго не мучил доктор Павел: на четвереньках Ване и вовсе пришлось постоять минуту.
Когда добытое сложили в эмалированное судно, Павел сказал:
– Одна просьба, Иван. Будешь сдавать это добро, не говори, что я помогал.
– Конечно, Павел. Зачем про это лишний раз сказать? Я отдам тихо, уже с Гункиной переговорил, она эту перевозчицу, Михайлову, оперировала, она весь порошок разом и сдаст.
– Так полиции не было еще?
– Были, и сейчас есть. Но сдавать все будут утром, часа через два. Успею.
– Саму девку спасли, и то слава богу. Раны там ерунда, а вот интоксикация мощная. Хорошо, вовремя привезли.
Ваня, с тревогой вслушивавшийся в этот разговор, предположил себе в утешение, что Иван говорит, что сдаст героин для того, чтобы успокоить Павла, но когда тот ушел, смуглый доктор взял судно с героиновыми гирляндами и велел мальчику подняться и вернуться в палату.
– Я пойду это божье говно отнесу, а ты до утра отдыхай.