- Своем коте!
- Почти два дня прошло с тех пор, как я вошел в подземелье, Глаз. Боюсь, что кот все еще ждет меня у входа.
- Мне кажется, что ты путаешь этого зверя с собакой, Ганс. Собаки верны хозяевам. Если хозяин собаки умер в запертом доме, его верный пес останется рядом, оплакивая его. Собачий вой привлечет внимание людей. Но кошка в такой же ситуации вскоре проголодается и разозлится, что хозяин не кормит ее, а потом начнет пожирать своего мертвого хозяина.
Ганс скорчил гримасу и вздохнул:
- Я знаю, что ты не любишь кошек, Глаз. Я их тоже не любил, пока не повстречал Нотабля. Но Нотабль мне друг. Нотабль скорее будет голодать, чем съест меня.., вероятнее всего, он просто прогрызет дыру в стене и отправится за помощью, а потом уже позаботится о собственном пропитании.
- Это, - заметил Блуждающий Глаз, - очень странно.
- То-то. Потише здесь, Железногубый. Да остановись же ты, черт! - Конь в конце концов остановился, но неохотно, и Ганс обернулся, чтобы посмотреть на Глаз, парящий футах в полутора справа от себя. - Нам с тобой многое довелось испытать вместе, и я думал, мы друзья, Глаз. Я тебе уже говорил, что мы с Нотаблем тоже друзья. Теперь я хочу, чтобы ты перестал плохо говорить о нем.., и о кошках вообще, если я рядом. Глаз закачался в воздухе.
- Хм-м! Ты не говорил со мной так сердито, когда тебе нужно было выбраться из подземелья и ты нуждался в моей помощи!
- Ты был тогда гораздо дружелюбнее. Но давай больше не будем о кошках и о Нотабле, иначе нашей дружбе конец. - Ганс некоторое время пристально смотрел на Глаз, прежде чем опять повернуть вперед. - Поехали, Железногубый.
Пока огромный конь взбирался на холм, норовя перейти в галоп, Ганс не смотрел по сторонам. Сейчас ему было неважно, остался Глаз с ним или удалился, задетый размолвкой.
Однако через несколько минут до него донесся знакомый голос:
- Я все понял. Ты прав. Дружба означает стараться не делать другу больно. А мудрость заключается в том, чтобы не влезать в дерьмо.
***
Отчаянный рыжий кот невероятных размеров приветствовал появление Ганса в подвале особняка выразительным шумом, в котором слышались недвусмысленно-осуждающие нотки. Непостижимо, но глаза животного тоже смотрели осуждающе. Голодный, умирающий от жажды Нотабль ждал на том самом месте, где Ганс и ожидал его увидеть. Полный упреков, но совершенно счастливый оттого, что видит своего человека - или мамочку, ибо знающие люди говорят, будто коты именно так относятся к тем, кто кормит их и кого они помечают своими пахучими железами, расположенными на щеках и вдоль хвоста.
И тут кот, отличавшийся избытком веса, заметил глаз, лишенный тела вовсе. Басовитое "мау" переросло в шипение, когда Нотабль распушился, разглядывая висящую в воздухе штуку. Когда огромный кот ощетинивался, он начинал казаться еще в два раза больше и был способен испугать не только крупную собаку, но и человека; Глаз, предусмотрительно повисший довольно высоко под потолком, был изумлен, но не казался испуганным. Животное разглядывало невиданное явление, выгнув спину и подрагивая хвостом.
- Это Глаз, Нотабль, мой большой друг. Глаз, это мой друг Нотабль.
Нотабль продолжал смотреть вверх. Глаз смотрел вниз:
- Ну о-очень большой кот, Ганс.
- У-гу. А также голодный. - Ганс снял крышку с небольшого ведерка, в котором ему продали пиво.
Внезапно кошачий нос задергался, а выгнутая спина опала. Взгляд изумрудных глаз переключился с летающей штуки на открытое ведерко. Поведение Нотабля превратилось из агрессивно-враждебного в приторно-ласковое. Он тут же приступил к активным действиям, отираясь извивающимся телом о ноги Ганса, пока тот наливал пиво в большую и очень красивую синюю чашу, которую прихватил из особняка.
Ошеломленный Глаз попробовал высказать свое неодобрение:
- Я бы сказал, что Корстик заплатил за эту чашу цену, достаточную для покупки хорошей коровы.
- Вот и хорошо! - сказал Ганс. - Он, безусловно, не стал бы возражать против такого ее использования! Это чаша, которой ты заслуживаешь, Нотабль. Прости, что покинул тебя так надолго, но я был в тюрьме. Вот тебе.., черт возьми, Нотабль, полегче! Ты опрокинешь и пиво и меня!
Ему пришлось держать чашу на отлете, пока он придерживал кота, чтобы тот не вылил янтарную влагу до того, как чаша коснется пола. Операция оказалась непростой: Нотабль был большим, тяжелым и рвался к пиву. Когда Ганс освободил его, он набросился на пиво, как человек, доползший до оазиса после целого дня в безводной пустыне.
Жаждущий человек, однако, не смог бы издавать таких неприлично громких булькающих звуков.
Затем Ганс бросил в наполовину опустевшую чашу кусок говяжьего языка, и кошачье мурлыканье достигло апогея.
- Ну о-очень большой кот, - сказал Глаз, облетая кота со всех сторон.
Ганс выпрямился с довольным видом и принялся рассматривать железный барьер, который запер его в лабиринте Корстика. Через две минуты чаша оказалась пустой и сухой, мясо исчезло бесследно, а Нотабль не спеша принялся вылизывать усы, мокрые и жирные, при этом отвечая на расспросы Ганса выразительными взглядами. Из этой своеобразной беседы Ганс уяснил, что Катамарка и Йоль находятся по ту сторону барьера.
- Я потрясен, - признал Блуждающий Глаз. - Этот кот далеко не глуп, что само по себе удивительно. Но все же, до чего он большой!
- Глаз? Ты, видимо, не знаешь, как поднять эту штуку, не правда ли?
- Не имею понятия. Какой большой кот! И пиво!
- У-гу. Послушай, э-э, Глаз.., ты можешь пробраться через решетку?
- Да. Но своим путем, тебя я взять не могу. Ганс решил не уточнять, что означает "своим путем". Он предпочитал оставлять некоторые вещи без объяснения.
- Ну а.., не согласишься ли ты пробраться туда и поискать там двоих, о которых я тебе рассказывал?
Глаз согласился, не удержавшись, однако, от прощального залпа.
- Мудрость, - саркастически бросил он, - это знать, когда послать кого-то другого в опасное место вместо себя.
"Кого-то? Ты имеешь в виду что-то", - подумал Ганс, обратив внимание на то, что сзади Глаз был либо невидимым, либо черным, как туннель, по которому тот плыл. Затем он опустился на пол и уделил Нотаблю то внимание, которого кот заслуживал. Большую рыжую голову надо было погладить и почесать с изрядным усилием, пока глаза Нотабля не зажмурились от удовольствия. Гансу всегда было интересно, какой инструмент для чесания мог показаться гигантскому зверю слишком грубым: орлиный коготь или, скажем, одна из метательных звездочек...