– Зачем ему это было надо?
– Как военный, он считал это своим долгом.
– Господи... Долг этот называется милостыней.
– Но тем, кому генерал помогал, было все равно, как это называется.
– Ты хотел что-то сообщить мне. Скажи «ах да» и продолжай.
– За несколько часов перед смертью у генерала побывал человек по фамилии Данченков. Виктор Данченков.
Во рту у Султана пересохло, как если бы он увидел воскресшего отца, направившегося в спальню, но вместо этого угодившего в туалет. Борясь с дрожью, он спросил не без надежды:
– Ты знаешь его отчество?
– Да, – с некоторой запинкой подтвердил Чащин.
– Ну?
– Рубенович. Виктор Рубенович Данченков.
Это судьба, пронеслось в голове Султана. И зря бежал, а когда и скрывался от нее наяву или во сне.
А дальше прозвучало имя человека, точнее – его кличка, которая была на слуху как у профессионалов, так и у любителей документального чтива вроде «Совершенно секретно»: Эстебан. Красивое, культовое, можно сказать, имя. Оно навевало мысли о полковничьем звании, о белых штанах и широкополой шляпе, расшитой золотом, о кокаиновых плантациях, о рабах, о частных самолетах и крутых бабках. Под этим именем скрывался в воображении либо седой и влиятельный старец, либо черноволосый и не менее влиятельный, полный сил плантатор. На самом деле Эстебан был наемным убийцей; иногда его назвали «русский Эстебан». И вот сегодня Султан узнал его настоящее имя, отчество и фамилию. Дело в том, что он знал его – Эстебана, Виктора Рубеновича Данченкова, отцом которого был обрусевший армянин по имени Рубен. Под этими именами скрывался один человек, но Султан видел двух разных людей, рожденных от разных матерей, от разных отцов.
Репутация Эстебана была безупречной в том плане, что он всегда выполнял задания, они же – заказы. Однажды он убил человека по заказу другого, а мог бы и не утруждаться: заказчик на тот момент отдал концы. И Султану пришла в голову мысль: «Работа дураков любит».
Ему станет страшно ночью, а пока он только-только вдыхал пары страха, слышал шаги каменного гостя.
– Ты слышал, о чем говорили Баскаков и Эстебан?
– Да, но только часть беседы. Баскаков сказал: «Я доверял этому человеку долгие годы. Я наивно полагал, что мы делаем одно дело, идем в одной упряжке. Что бы сказал отец этого человека?.. Теперь он мой враг». И добавил: «Мой личный враг. Я не знаю, сколько могу заплатить тебе наличными. Отдам все, что есть в моем сейфе...»
– Повтори еще раз, что Баскаков сказал про моего отца?
Майор послушно повторил:
– «Я наивно полагал, что мы делаем одно дело, идем в одной упряжке. Что бы сказал отец этого человека?.. Теперь он мой враг».
«Отец. Интересно. Действительно интересно знать, что бы ты сказал на это...»
Султан поднял глаза, мысленно обращаясь к отцу. Он как наяву увидел Мухаммеда, которого обнимал, пачкаясь в его крови. В глазах Султана было столько любви к отцу, что ее можно было черпать ведрами, как из бездонного источника. Потом идиллию нарушает личный телохранитель отца. Он стреляет в Батыра, не оставляя убийце своего хозяина ни единого шанса...
Репутация Эстебана понудила Султана подумать о коконе. Хорошо бы свернуться куколкой и проспать до лучших времен, а там начать новую жизнь бабочкой. Его жизнь висела на волоске и за нее никто не дал бы ломаного тийина. Он вспомнил о зяте – слушателе академии МВД; и если бы кто-нибудь спросил, где его зять, Султан Узбек ответил бы без обиняков: «Слушает». Зять еще не дозрел до того, чтобы что-нибудь сказать. Но время его еще впереди. Другое дело – сват, экс-начальник ГУВД города Москвы. В любом случае просьба «докучливого узбекского свата» энтузиазма ему не прибавит. Наивно или нет, по-восточному или по-азиатски, но Султан в этом деле рассчитывал именно на «душевный подъем в процессе достижения своей цели», различал сквозь этот воодушевленный туман чью-то призрачную фигуру. В конце концов, ему так или иначе придется ставить свата в известность, а за разговором в узком семейном кругу просто обязана родиться идея.
Глава 4
Москва
Алексей Трохименко встречал родственника в своем загородном доме. Дом не смотрелся роскошно – если сравнивать с соседскими дворцами, – он был большой и типовой. Трохименко выехал на крыльцо на инвалидной коляске, поправив наброшенную на плечи кожаную куртку. Его личный водитель, встречавший Узбека в аэропорту, предупредил начальника, когда до дома оставалось пять-шесть километров.
Узбек выдавил улыбку под названием «условно искренняя»: род до ушей, глаза напряжены. Точно такая же улыбка озарила лицо Трохименко. Он тронул рукоятку управления и чуть подкатился к гостю. После этого он заключил родственника в объятья. В доме Султана встретила хозяйка, пятидесятилетняя Алевтина. Визит Узбека носил деловой, даже чрезвычайный характер, поэтому встреча с детьми была запланирована на более поздние сроки, в зависимости о того, как пойдут дела.
Султан действительно искренне улыбнулся, когда сел за стол и не без придирчивости посмотрел на блюда.
– Отлично. Я не вижу здесь плова.
– Не любишь плов?
– Я люблю плов, но только не в гостях.
В гостиной, как и во всем доме, было тепло, а по меркам самого Султана – даже жарко. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула. По привычке, оставаясь в одной рубашке, он закатал рукава, открывая на обозрение волосатые руки. Хозяйка составила мужчинам компанию лишь на время короткого тоста, но за стол не присела, выпила рюмку за здоровье того, с которым прожила тридцать лет.
Султан подцепил вилкой кусочек селедки, который впору было назвать долькой: жирный и сочный, полупрозрачный, с колечком лука и крупинками маринада.
– Вот чего мне не хватает там, – он кивнул головой в никуда, – у себя дома. Мог бы завозить селедку танкерами, но что толку? Там у нее другой вкус и цвет. Там ее подают на стол другие руки, согласен?
– Почему ты не сказал эти слова при Алевтине? – Трохименко кивнул на дверь.
– Это не комплимент, – ответил Султан, смакуя во рту очередной кусок селедки.
Они выпили еще по одной. Точнее – Султан только пригубил рюмку. Облизнув губы, он прикурил сигарету и, глубоко затянувшись, положил зажигалку на пачку сигарет и приступил к делу.
– Слышал о генерале Баскакове?
– Слышал о его смерти, – ответил хозяин. – Это не одно и то же?
– Разные вещи, – не принял шутки гость. Он замолчал, пожевывая губами в перерывах между затяжками. Трохименко не оставалось ничего другого, как прямо отвечать на вопрос. И он сделал это, как если бы вспоминал прочитанное когда-то давно досье...
– Бывший военный разведчик. Стоял у истоков создания госкомпании «Росвооружение». Стал первым руководителем этой компании. Дал оружейникам попробовать на вкус денег и оффшора.
Трохименко, рассказывая, не мог представить государственную компанию «Росвооружение» как таковую – в мыслях образ другой, ныне существующей – «Рособоронэкспорт». Что это за организация? Это ключевой институт российской власти и экономики. Если копнуть глубоко, то во времена СССР аналога «Рособоронэкспорта» просто не существовало. В середине 80-х годов годовые поставки экспорта советского оружия составили больше двадцати миллиардов долларов. Экспорт полностью дотировался из госбюджета. Безвозмездные поставки составляли больше девяносто процентов. Генералы, адмиралы, «криминалы» рассуждали: «Ведь из двадцати миллиардов долларов пропадает минимум пятнадцать». Вооружение дарилось кому ни попадя. В зарубежной прессе даже появилась карикатура на Брежнева. Он в одних трусах бдит с высокой горы, обозревая соседние страны: «Кому бы еще помочь?»
Организация оружейного экспорта стала создаваться в 1993 году и началась с государственной компании «Росвооружение» – как торгового посредника. Но этот посредник пропускал через себя огромные финансовые потоки. Политики и журналисты назвали компанию дойной коровой, и за контроль над ней начались ожесточенные битвы. Бились насмерть генералы Минобороны, оружейники, бывшие и действующие чекисты, наконец, администрация президента. Генерал Баскаков, как верно заметил, Трохименко, стал первым руководителем «Росвооружения».