- Никита? Вот не чаяла видеть. Проходи, не стой у порога.
Как самочувствие?
- Привет, - смущенно сказал Сухов. - Все нормально. Выжил.
Вообще-то, друзья зовут меня короче - Ник. Я вас не отрываю от дел?
Ксения засмеялась, сверкнув ослепительной белизной зубов.
- Конечно, отрываете, но пару минут я вам уделить смогу. Если хотите, встретимся вечером, поговорим не торопясь.
- Идет. Я заеду за вами...
- Часов в семь, не раньше.
- Тогда покажите мне хотя бы, над чем работаете, и я удалюсь.
- Только в обмен.
- В обмен? На что?
- Толя говорил, что вы гениальный танцор, и мне хотелось бы посмотреть на одно из ваших шоу.
- Он у меня еще схлопочет за "гениального", - пробормотал Никита. Конечно, я достану вам билет на очередное представление, только не рассчитывайте увидеть что-то сногсшибательное: программу и сценарий составляю не и и танцую под чужую музыку.
На лице девушки отразилась гамма чувств: вопрос, удивление, улыбка, понимание, интерес. Как оказалось, Сухов плохо разглядел ее в прошлый раз, и теперь с восторгом неожиданности наверстывал упущенное, жадно отмечая те черты облика, которые слагаются в термин "красота".
Кожа у Ксении была смуглая, то ли от природы, то ли от загара (а может быть, печать татаро. - монгольского нашествия?), глаза зеленые, с влажным блеском, поднимаются уголками к вискам, брови черные, тонкие, вразлет, изящный нос и тонко очерченный подбородок. И маленькие розовые уши. Шедевр, как любил говорить о таких женщинах великий их знаток Коренев. У Никиты вдруг гулко забилось сердце: он испугался! Испугался того, что Толя познакомил его с Ксенией слишком поздно, и у нее уже есть муж или, по крайней мере, жених. Такая красота обычно не бывает в свободном полете...
- ... - сказала девушка с тихим смехом.
- Что? - очнулся Никита, краснея. - Простите, ради Бога!
- Так и будем стоять? - повторила девушка. - Картины показывать уже не нужно?
- Еще как нужно! Просто вспоминал, где я мог вас видеть?
Вы, случайно, не приносили молоко одному больному?
Ксения с улыбкой пошла вперед, а Никита, как завороженный, остался стоять, глядя, с какой грацией она идет. Казалось, таких длинных и красивых ног он еще не видел. Не говоря об остальном.
И снова страх морозной волной взъерошил кожу на спине: а если она и Такэда - не просто друзья?!.
- Так вы идете? - оглянулась художница, открывая дверь перегородки подвала.
Соседнее помещение оказалось галереей, вернее, складом картин, из которых лишь часть висела на стенах в простых белых или черных рамках, а остальные были составлены пачками, лежали на столах или закреплены в станках. Но и того, что увидел Сухов, было достаточно, чтобы сделать вывод: Ксения не была любителем, она была Мастером, талант которого не требовал доказательств.
Правая стена помещения держала на себе портреты: Никита узнал молодых Лермонтова и Пушкина, Петра Первого, а также современных писателей и артистов. На левой были закреплены пейзажи, не уступавшие по эмоциональному дыханию и точности рисунка пейзажам классиков этого жанра; особенно приглянулся танцору один из них: прозрачный до дна ручей, опушка леса, сосны, тропинка через ручей. Этот пейзаж напоминал родину отца под Тамбовом.
А на противоположной стене... Никита подошел и потерял дар речи. То, что было изображено на холстах, названия не имело, э_т_о можно было лишь обозначить словами: смешенье тьмы и света! буйство форм и красок! магия жизни и смерти! Картины не были абстрактными, хотя на первый взгляд ничего не изображали, но они имели смысл, а главное - создавали определенный эмоциональный фон и впечатление. Одна звала к столу - Никите вдруг захотелось есть и пить. Вторая навевала сон. Третья заставила тоскливо сжаться сердце, четвертая - почувствовать радостный прилив сил. Пятая звала к женщине да так, что в душе зарождалось желание и неистовое волнение!
- Колдовство! - хрипло проговорил Никита, вздрогнув от прикосновения девушки к плечу; ее вопроса он снова не услышал:
- Спасибо, - серьезно ответила та, пряча лукавую усмешку в глазах; она заметила, какое воздействие оказала на гостя последняя картина. - К сожалению, ваше мнение отличается от мнения маститых, от которых зависит судьба молодых художников и их персональных выставок. За шесть лет работы, а я рисую с пятнадцати, мне разрешили сделать всего две выставки: в Рязанском соборе и в Благотворительном фонде, остальные, самодеятельные, в общежитиях и студиях, не в счет.
Сухов покачал головой, с трудом отрываясь от созерцания картин.
- Это действительно колдовство. Как вы это делаете? Я читал, что существуют какие-то методы инфравлияния на подсознание человека, используемые в рекламе на телевидении и в кино. Может быть, вы тоже шифруете в картинах нечто подобное?
- Я не знаю, как это называется, я просто чувствую, что должно быть изображено на холсте ддя создания необходимого эффекта. Мой учитель говорил, что это прорывы космической информации. Годится такое объяснение?
Никита улыбнулся.
- Я бы назвал это проще - прорывами таланта в неизведанное, но если вас это смущает, не буду повторяться. Однако вы меня поразили, Ксения, честное слово! Можно я еще раз приду сюда, полюбуюсь на картины, подумаю?
- Почему бы и нет?
- Тогда до вечера. - Никита направился вслед за художницей, оглядываясь на галерею картин и чувствуя сожаление, что не насмотрелся на них до наполнения души. - Кстати, как вы познакомились с Толей?
- На улице, вечером. - Ксения оглянулась через плечо, и Никита не успел отвести взгляд от ее ног. - У гастронома на Сенной ко мне подошли ребята... м-м, очень веселые, и Толя... уговорил их не шалить.
Никита представил, как уговаривал парней Такэда, фыркнул.
Ксения тоже засмеялась. Заметила его жест, кивнула на руку с отметиной.
- Как ладонь, не беспокоит? Очень интересная форма у ожога, вы не находите?
Сухов глянул на звезду, упорно сползающую к запястью, посерьезнел: показалось, что после вопроса девушки звезда запульсировала, послав серию уколов, добежавших по коже руки до шеи.