Определение, которое Бони только что дала любви, вполне укладывалось в эту версию. Для проформы Дин, разумеется, представил несколько возражений — и получил на них вполне исчерпывающие ответы.
Его версия о том, что предметом любви может являться не только потенциальный половой партнер, было разбито путем сравнительного анализа дюжины языков. Все иные значения слова «любовь», кроме обозначения эмоций, связанных с сексом, оказались неаутентичными, и таким образом, являлись всего лишь результатом смешения понятий вследствии бедности того или иного языка.
Тезис о том, что термин «любовь» может быть отнесен только к случаю добровольного выбора партнера, рассыпался при соприкосновении с элегантным логическим построением, доказывавшем, что сексуальный выбор осуществляется в рамках совокупности ритуальных и инстинктивных действий, где свобода воли практически отсутствует.
— Допустим, что в принципе ты права, — сдался наконец Дин, — и что из этого следует?
— Из этого следует, что я имею возможность тебя любить, — охотно ответила Бони.
Это было уже слишком. Само по себе перемещение сознания в виртуальное пространство было определенным испытанием психики. В сочетании с участием в межзвездной экспедиции это испытание представлялось достаточно суровым. Теперь к этому добавилась перспектива стать объектом половой любви вполне автономного виртуального создания, которое не только не являлось женщиной, но и вообще никогда не обладало человеческой природой.
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался он.
— Как отношения между мужчиной и женщиной, поскольку ты — мужчина, а я — женщина, — пояснила она.
Дин печально улыбнулся и покачал головой.
— Мы — два существа виртуальной природы. Я, в силу присущих моей конструкции стереотипов, повторяю форму своего прототипа — мужчины.
Ты, по неизвестной мне причине, приняла форму женщины. Точно также ты могла бы принять форму тележки, облака или чего угодно. Как, впрочем, это мог бы сделать и я.
— Не вижу в этом проблемы — заметила Бони, — известно множество игр в виртуальном пространстве, элементами которых является половой акт между виртуальными партнерами.
С одной стороны, это была чистая правда. Такие игры были известны и достаточно популярны среди студентов еще тогда, когда Дин учился в университете. С другой стороны, в этих играх ощущения воспринимались живыми игроками, а не их виртуальными проекциями.
— Ты не видишь проблемы, — сказал он, — а я не вижу игроков.
— Ты понимаешь под игроком биологический организм, погруженный в виртуализатор? — уточнила она, — в таком случае предлагаю определить функции этого биологического организма.
— У него одна-единственная функция: быть рецепиентом ощущений, — ответил Дин, — но, к сожалению, в этом он незаменим.
— Полагаю, что твое последнее утверждение ложно, — заметила Бони.
— Такие заявления принято доказывать, — ответил Дин.
Бони молча встала и осторожно пошла по мелководью, высматривая что-то на дне. Дин невольно любовался отточенностью и кошачьей грацией ее движений. В какой-то момент она быстро и, в то же время, плавно наклонилась и выхватила что-то из воды. В следующую секуду последовал меткий бросок и это что-то, пролетев по воздуху, шлепнулось Дину на колени.
Оно оказалось несуразной тварью, покрытой черным круглым хитиновым щитом размером с детскую ладонь, из-под которого во все стороны торчали колючие суставчатые лапки. Дина передернуло от отвращения.
— Что это за гадина? — ледяным голосом спросил он, брезгливо стряхивув царапающуюся мокрую тварь на землю.
— Вендийский пратрилобит Соколова-Келлера, — любезно проинформировала Бони, — появился в среднем докембрии. Считается предком всех современных членистоногих.
— И в это легко поверить, — добавил Дин, провожая взглядом предка членистоногих, неуклюже, но довольно резво отползающего обратно в море, из которого его так бесцеремонно извлекли, — правильно ли я понял, что эта очаровательная многоножка имеет какое-то отношение к нашему спору?
— Я привела ее в качестве экспериментального доказательства твоей способности испытывать достаточно разнообразные ощущения без всякого биологического тела.
— Ну, что ж, — медленно произнес он, — это еще не доказательство, но уже довольно серьезный аргумент. Над этим стоит поразмыслить. А ты многому научилась, Бони.
— Возможно, у меня просто хорошие учителя, — с улыбкой ответила она, — если ты не возражаешь, мы еще вернемся к этому разговору. Мне интересно.
— Не возражаю, — подтвердил он.
Бони кивнула и, нырнув в море, исчезла, будто растворившись в прозрачной спокойной воде.
Они вернулись к этому разговору через довольно непродолжительное время. Бони застала Дина лежащим на скальной площадке рядом с глубокой пропастью пятиметровой ширины. Покуривая сигару, он наблюдал за действиями трех довольно забавных разноцветных существ, похожих на крабов размером с блюдце.
Существа, судя по всему, занимались постройкой моста через пропасть. Вокруг громоздилась приличная куча разнообразных строительных материалов, а из скальной породы уже торчали две внушительного вида мачты.
— Привет, — сказала Бони, — что это здесь происходит?
— Развлекаюсь, — ответил Дин, — под влиянием твоего замечательного пратрилобита я выдумал себе игрушки и играю в них.
— Они милые, — заметила она, — а как они называются?
— Пока никак. Я хочу, чтобы ты придумала им название.
Бони пригляделась к ближайшему из игрушечных крабов. Как оказалось, его дискообразное тело было собрано из дюжины одинаковых сегментов. На каждом из сегментов имелся порт к которому была присоединена или суставчатая лапка, или фасеточный глаз, или длинный жесткий ус, или какой-то цилиндрический инструмент.
— Я бы назвала их химерами, — предложила она после некоторого раздумья, — так назывались мифические существа, склеенные из разных кусочков.
— Отлично, — согласился он, — пусть будут химеры.
— Я думаю, это не просто игрушки, — заметила Бони и рассеянно погладила одну из химер по гладкой спинке. Разноцветный маленький монстр мимоходом ощупал ее руку усиками и, видимо сочтя ее совершенно бесполезной, вернулся к своим химерским делам.
— Пройдет некоторое время и мы достигнем системы Барнарда, — сказал Дин, — как я понимаю, нам известно о ней значительно больше, чем в начале путешествия. Это так?
— На данный момент нам известны три объекта, обращающихся вокруг звезды Барнарда. Одна субзвезда типа Юпитера и две планеты марсианского типа с температурой поверхности в пределах от –100 до +100 градусов цельсия, — сообщила Бони.
— Итак, две планеты могут быть подробно исследованы, — подвел итог Дин, — причем, скорее всего, мы найдем на них не больше того, что полвека назад нашли на Марсе, и что дальше? Оставим все как есть и полетим обратно? Стоило ли делать так много, чтобы получить так мало?
— То есть, ты предлагаешь НЕ оставлять там все как есть?
— Верно. Я предлагаю основать там колонию.
Еще раз окинулв внимательным и цепким взглядом хлопочущих вокруг будущего моста химер, Бони высказала свое мнение:
— Простота конструкции. Модульность. Энергетическая автономность.
Взаимозаменяемость частей. Надежность. Возможность автоэволюции.
Достаточно мощный микрокомп, чтобы поместить туда чей-нибудь персональный интеллект. И достаточно малый размер, чтобы собрать на «Одиссее» несколько экземпляров. Я угадала?
— За одним исключением. Пока это, все-таки, игрушки. Чуть больше, чем просто идея.
Бони устроилась на площадке рядом с Дином и сказала, обращаясь то ли к нему, то ли к повисшему в бледном небе огромному тусклому красноватому солнцу: