— Мой диктофон?! — медленно повторила Маринка и открыла уже рот, чтобы высказать свое отношение ко всему происходящему, но тут позади меня послышался негромкий кашель.
Я обернулась.
В дверях палаты стоял мужчина ниже среднего роста, приблизительно сорока лет, с коротко стриженными седыми волосами. На плечах был накинут халат, свисающий до пола. Почему-то первым делом я обратила внимание именно на этот факт.
Похоже, что любительница Сергея Маузера практиковалась еще и в вялых приколах. Нужно будет сказать ей пару ласковых слов, когда мы отсюда уберемся.
Мужчина шагнул вперед и, не обращая внимания ни на Маринку, что понятно, ни на меня, что возмутительно, обратился к Ромке.
— Вот ты где, малыш, — сказал он, удостаивая нас с Маринкой только косым взглядом.
— Что вам нужно? — спросил Ромка, и я услышала, как дрогнул его голос.
«Ничего себе, — подумала я, уже более внимательно рассматривая этого визитера, — кто же это такой? Может быть, родственник?» Мужчина по возрасту вполне годился Ромке в отцы или в дяди.
Возможно, этим и объяснялась Ромкина робость.
— Мне нужно, чтобы ты не совал свой нос, куда тебя не просят, понял, да? Одну клешню тебе сломали, так это только начало. Постарайся поберечь свое здоровье.
Я резко повернулась к этому наглому гостю, но Маринка опередила меня.
— Вы кто?! — рявкнула она, и я ее прекрасно поняла. После того как тебе едва не сшибли сумочку, потом чуть не уронили, срочно требовалось на ком-то разрядиться.
— Отстань, мамочка, — коротко бросил гость и снова обратился к Ромке:
— Короче, пацан, я тебя предупреждал? Но ты продолжаешь свои дела.
Придется с тобой разобраться по-плохому.
Мужчина, отведя руку назад, постучал пальцами по стеклу палатной двери. В ответ на эту команду, наверняка украденную из репертуара Куклачева, в палату протиснулись еще два персонажа, отвечающие четкому определению: гоблины. Оба не поражали высоким ростом, но спортивные костюмы, короткие стрижки, сильно развитые надбровные дуги, нависающие над маленькими глазками, не оставляли сомнений в том, что они принадлежат именно к этой разновидности рода человеческого.
Вошедший первым, наверное, был самым отчаянным из этой пары: его нос и лоб украшали старые шрамы, словно когда-то в порядке инициации его качественно повозили мордой по шершавому полу, предварительно рассыпав там пригоршню гвоздей.
— Вот этого малого на костылях в мою машину. Будет вякать — успокоить, — скомандовал седой и отошел в сторону.
Как два бультерьера, в народе называемых свинокрысами, братки переваливающейся походкой подошли к Ромке.
Жертва инициации пробурчал:
— Ясно. Ну, пошли!
— Одну минутку! — Я удивилась, услышав свой собственный голос, но теперь, когда все внимание обратилось на меня, отступать было поздно.
— А тебе-то что? — спросил меня поцарапанный. — Ты к кому пришла? Вот и вали отсюда.
Ромка был зажат с двух сторон и имел весьма жалкий вид.
— Я пришла к этому молодому человеку, — независимо ответила я и рывком, получившимся у меня довольно-таки нервным, достала из сумки удостоверение.
При виде красной книжечки лапы, захватившие Ромку, отдернулись назад.
— Что Это у вас там? — проворчал седой и не спеша подошел ко мне.
Затем, что-то бурча, взял мое удостоверение и раскрыл его.
— Фу-ты, журналюшка! — презрительно оттопырив губу, произнес седой, но, задумчиво посмотрев на своих бультерьеров, махнул им рукой, и братишки отошли на шаг.
— Короче, ты понял, да? — снова обратился седой к Ромке. — Мне придется с тобою поговорить, если снова будешь вести себя невежливо.
Помолчав для солидности, седой негромко добавил:
— Давайте отсюда в отвал, ребята.
Бандиты не выразили никакого отношения к столь быстрой смене команд, просто повернулись и вышли, как безмозглые роботы, не умеющие интересоваться смыслом своей работы, а только тупо выполняющие заложенные в них программы.
За ними вышел и седой.
Мы остались в палате вчетвером. Второй Ромкин сосед как спал или упорно притворялся спящим, так и продолжал благополучно это делать.
Маринка прошла и села на Ромкину постель, брезгливо отодвинув комок одеяла.
— Что здесь происходит? — задала она законный вопрос.
Ромка шмыгнул носом и проковылял до нее.
Сесть рядом с Мариной он не решился, прошел дальше, сдвинул подушку к стене и тоже сел, поставив перед собой оба костыля.
— Я, кажется, задала вопрос, — надменно повторила Маринка, глядя прямо перед собой, — долго будешь молчать?
— Да уж, пожалуйста, — согласилась я, подо, двинула табурет и села на него. — И давай по порядку. Что там у нас было сначала? Диктофон?
— Это мой диктофон! — вскричал Ромка. — Точнее, ее диктофон! — Он ткнул пальцем в сторону Маринки. — Вот он в сумке лежал, а этот его спер!
Ромка схватил свою расстегнутую сумку и заглянул в нее.
— А журнал оставил, — грустно закончил он.
— А кто это был? — спросила я. — Совсем неизвестный человек?
— Врач, что ли? — переспросил Ромка. — Да понятия я не имею! Я его никогда раньше не видел!
А мой лечащий врач совсем другой, и вообще это женщина.
— А толстый — это кто? — продолжила допрос Маринка.
— Это и есть комендант дома, — возбужденно ответил Ромка, — я же вам о нем рассказывал, он еще и там, около дома, мне все угрожал, а вот сюда, вы и сами видели, даже с бандитами пришел!
— Чем ты его так достал? — улыбнулась Маринка. — Сравнил с бегемотом?
— А ни фига! Я просто…
— Короче, как я поняла, нужно уходить отсюда быстрее! — оборвала я. — Даже еще скорее, чем быстрее, мне как-то уже надоели ваши новые знакомые, юноша.
— Да, нервируют, — согласилась Маринка, — ты в знакомствах неразборчив, Роман. Рано тебя выпускать на самостоятельное дело: портачишь с полоборота.
— Да я… да они… — заволновался Ромка.
— Молчать! — крикнули мы с Маринкой одновременно, и я встала с табурета.
Ромка замолчал и жалобно заморгал на меня.
— Собирай вещички, — скомандовала я, — три секунды тебе на это.
— Две, — поправила меня Маринка, — я уже устала ждать.
Мы помогли Ромке встать, повесили ему на плечо его сумку и решили, что до моей «Лады» он пойдет в своем тренировочном костюме — не простудится.
Пока мы шли по коридору, я постоянно оглядывалась, честно говоря, опасаясь, не преследует ли нас какой-нибудь сюрпризик вроде гоблинов или врача-ворюги, решившегося покуситься еще и на мой диктофон.
То, что происходило в этой больнице на наших глазах, явно нуждалось в расследовании, объяснении, проверке и в последующем репортаже. Но, как мне казалось, раскопка этих загадок займет времени примерно столько же, сколько понадобилось Шлиману. Слишком уж все было непонятно, но начинать, наверное, нужно было с дома. Все секреты должны были найти объяснение там.
Мы вышли во двор, и ничего не произошло.
Хоть моя машина и не является, разумеется, моей крепостью, но иметь под собою четыре колеса, готовых вращаться в том направлении, куда я скажу, со скоростью под сто километров в час, — успокаивает.
«Ладушка» стояла на расстоянии пяти-семи метров от входа в корпус травматологии. 1 Справа был выезд из больницы. Там же, справа, чуть в отдалении от «Лады», стояла черная блестящая «Ауди» с тонированными стеклами.
Еще несколько машин попроще — «Жигули» и «Москвичи» — стояли левее моей «ладушки». Наверное, хозяин «Ауди» подумал, что ему неприлично становиться в один ряд с отечественным автохозяйством, и он гордо приземлился в отдалении.
Как только мы вышли на крыльцо, двери «Ауди» распахнулись, и из нее показались знакомые нам гоблинские рожи во главе со своим комендантом.
Комендант выполз с правого переднего сиденья машины, гоблины — из задней двери.
— Продолжение следует, — пробормотала Маринка. — Явление питекантропов — два.
— Есть такое впечатление, — так же тихо ответила я. — Достаю свой сотовик и вызываю милицию. Плевать на гордость. Пусть мне будет стыдно.