- Легенда, - покачал головой Ныряльщик, - что придет время: явится Царь-Ткаесхелх, чтобы снова возвысить их расу?
- Ну да, сказки для малышни, клянусь листьями дуба! Ты вот что, - Мурман сделал глоток пива, - там не только люди да нелюди... Чудов тоже хватает, между прочим.
- Да? - усмехнулся Зезва. - Надо послать туда Вааджа, как спеца по страховидлам.
- Помолчи, парень. Дэвов полно там, особенно горных. В лесах тьма тьмущая очокочей и крюковиков. Вешапа видели, хотя, может, и врут. Болотники тож. Говорят, даже мхецы есть.
Зезва вздрогнул.
- Я встречался с одним недавно.
- Знаю, сынок, знаю...
Зезва привстал в стременах и, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, всмотрелся вдаль. Хотя стояла полуденная жара, птицы пели, не переставая, деловито носились взад и вперед упитанные шмели и шершни. На небе не было ни облачка, и лишь слабый, но приятный ветерок немного сводил на нет изнуряющий летний зной.
- Показалось, - пробормотал он и потянулся к бутыли с убиковским вином. - Ах, вкусная, зараза!
Донесся крик. Зезва прищурился, рука сжала рукоять меча, подаренного ему Вааджем.
- Не показалось, - пробормотал он. - Ха-йя, Толстик, ха-йя-я!! Помни про салями!!!
- Отправишься в столицу, - сказал Мурман. - Немедленно. С посланием к царице.
- В Мзум? - возмутился Зезва. - А отдых? Пошли другого, светлейший.
Мурман несколько секунд сверлил Ныряльщика взглядом. Вздохнул. Громко выпил полкружки пива. Затем взорвался.
- Да едрит твою налево душу проститутку мать! Лентяй несчастный!! Я, обливаясь потом, тружусь на благо государства, а ты, едрит твою направо, отлыниваешь?! О, разложение, о, порок, о, измена!!
Зезва молча ждал, пока тевад успокоится. Ждать пришлось недолго.
- Аристофан, - жалобно позвал Мурман вскоре.
- Светлейший?
- Налей еще пива этому вредителю, чтобы у него бабы год не было!
Зезва ждал, улыбаясь.
- Отдыхай, - буркнул, наконец, Мурман. - Поедешь утром.
- Я благодарен светлейшему и приложу все усилия, чтобы...
- Заткнись. Пей давай. И расскажи про мхеца.
Тракт резко завернул вправо, и летевший как стрела Толстик выскочил прямо на живописную сцену, что разворачивалась посреди тракта.
Толстый монах в рясе, выдававшей его принадлежность к Храму Дейлы, широко расставив ноги, орудовал огромной дубиной, крутя ее над головой с хорошо различимым свистом. Обширный тыл святого отца прикрывала телега и две маленькие лошадки невозмутимого вида. Под телегой кто-то прятался, но различить, кто там и сколько их было трудно, и внимание Зезвы переключилось на атакующих.
Их было пятеро. Люди. Причем самого разбойничьего вида, увешанные оружием с головы до ног. Они по очереди наскакивали на оборонявшего телегу монаха, но каждый раз с громкими воплями отскакивали, а святой отец разражался торжествующими криками.
- Ага, получил, сын греха? Да покарает Светлоокая Дейла тебя и всех твоих родичей! Шоб у тебя зад отсох, а причиндал отвалился! Получай, получай, получай!!
- Толстик, - сказал Зезва, вытаскивая меч, - мы давно не совершали подвиг, приятель.
Двое нападавших услышали за спиной топот и ржание. Они оглянулись, но уже в следующее мгновение валялись в пыли, корчась от боли и громко вереща. Не теряя ни секунды, Зезва направил Толстика на остальных налетчиков. Меч Вааджа плашмя прошелся по спинам бандитов. Все трое отскочили, выставили рогатины. Монах опустил дубину.
- Да поможет нам светлоокая Дейла! - взревел служитель культа, бросаясь в контратаку. Зезва раскрыл рот от удивления, потому что в мгновенье ока святой отец раскидал разбойников как котят. Пара свистящих ударов, и вот уже все пятеро бандитов валяются у ног торжествующего монаха.
- А ну, валите отсюда, дети мои!
С этим словами толстый монах дал одному из противников пинка под зад. Зезва сел в седле по-женски, с насмешкой наблюдая, как, охая и поддерживая друг друга, разбойники скрылись за поворотом.
- Не стоило их отпускать, святой отец, - покачал головой Зезва. - Нужно было вязать голубчиков и прямиком к ближайшему посту блюстителей.
- А ты кто такой? - монах смерил Зезву взглядом.
- Я? Ваш спаситель, между прочим.
- Ха! - воскликнул монах. - Спаситель! Да я их... Впрочем, признаю твою правоту, сын мой, пятерых я бы не осилил. Благодарствую, да благословят тебя Дейла и Ормаз. Обязательно помолюсь и поставлю вот такую свечку за твое здоровье.
- Вот спасибо, - Зезва спрыгнул на землю, подошел поближе. - Что может больше осчастливить меня, чем хорошая свечка во здравие? А кто это у тебя под телегой прячется, отче?
- Ну, во-первых, телега не моя, сын мой.
- Не ваша, святой отец?
- Нет, я - странствующий монах, иду по миру аки странник Дейлы... - монах сложил руки на необъятном животе, кротко приподнял брови. - Ибо лишь в странствиях смиренных обретешь ты смысл жития, и Дейла учит, что...
- Хвала Дейле, - прервал монаха Зезва. - Попробую воссоздать ситуацию - ты шел мимо, а эти разбойники напали на телегу, в которой...
Зезва хмыкнул и присел на корточки.
- Вылезайте, - улыбнулся он. - Нечего бояться.
Из-под телеги вылезло два мальчика. Одному было лет двенадцать, второй казался младше на три-четыре года. Дети испуганно таращились на Зезву. Оба мальчика щеголяли довольно опрятными одеждами и длинными светлыми волосами.
- Как твое имя, незнакомец? - поинтересовался монах, подходя ближе.
- Зезва, - не оборачиваясь, представился Ныряльщик. - А тебя как звать-величать, отче?
- Я - брат Кондрат, старший колокольничий из Храма Дейлы Разящей, что в Орешнике. Странствующий инок.
- Очень приятно. Ну-с, теперь вы, молодые люди, - прищурился Зезва. - Отвечайте, кто вы, откуда, куда едете, почему одни на дороге, без взрослых.
Мальчики переглянулись. Старший робко взглянул сначала на хмурящегося Зезву, затем на отца Кондрата.
Толстик уже вовсю общался с лошадками, оживленно их обнюхивая.
- Толстик, это мерины! Тебе здесь ничего не светит.
Дети снова переглянулись.
- Меня зовут Сандр, - представился паренек постарше. - А это мой младший сводный брат Евген.
- Шдравштвуйте, - отчаянно шепелявя, прошептал Евген.
- Ага, значит, Сандр и Евген, - протянул отец Кондрат. - Где же родители ваши? Почему на вас напали эти нечестивцы? Или у вас в телеге золото да самоцветы? Отвечайте же, дети мои, не томите душу.
- Мы не шнаем, - еще тише ответил Евген, - напали на наш и вше...
- Евген, помолчи! - Сандр толкнул брата локтем. - Мы с дома сбежали.
- Ну, это понятно, - улыбнулся Зезва, кладя ладонь на рукоять меча. Через мгновенье он замер и перевел взгляд на ножны. Мелкая вибрация меча Вааджа заставила его осторожно вытащить лезвие. Мальчики попятились.
- Что ты делаешь, сын мой? - поразился отец Кондрат, закрывая детей своей внушительной фигурой. - На солнце перегрелся? Спрячь меч!
Отвернувшись, Зезва смотрел на светящееся синим цветом острие. Но меч Вааджа светится не весь, а как бы нехотя, словно рядом не страховидл, а... Зезва резко вложил оружие в ножны и повернулся.
- Не бойтесь, ребята, - улыбнулся он. - Я просто проверял, нет ли грязи на лезвии. Я ж в бою был только что!
Дети робко заулыбались и доверчиво вложили ладошки в широченные ручищи отца Кондрата.
- Ну вот, - загудел тот, все еще неодобрительно поглядывая на Зезву, - вот и подружились, значит! А теперь вы все-таки расскажете, что же с вами приключилось...
Зезва подкинул пару веток в костер, передернул плечами. Ночью уже прохладно: чувствуется приближение осени. Сандр и Евген, прижавшись друг к дружке, спали рядом, заботливо прикрытые запасным плащом отца Кондрата. Сам святой отец сидел напротив Зезвы с кружкой травяного настоя в руках. Время от времени он прикладывался к напитку, поглядывая на Зезву. Ныряльщик взглянул на монаха исподлобья. Вздрогнул от шороха, огляделся.
- Все спокойно, сын мой, - улыбнулся брат Кондрат. - Это полевая мышь шуршит в траве.
Они расположились на ночлег недалеко от дороги, в маленькой рощице, что вплотную подходила к тракту. Рядом с двумя по-прежнему спокойными, как удавы меринами, щипал траву Толстик. Мерины его, конечно же, не интересовали. Вздохнул во сне один из мальчиков: Евген. Зезва медленно положил ножны на колени, осторожно вытащил меч Вааджа. Монах широко раскрыл глаза.