— Да, госпожа охранительница, — капитан изобразил самую доброжелательную улыбку, на которую был способен.
Остальные корсары предусмотрительно молчали.
— Твои жалкие кривляния тебя не спасут, пират, — Ефросинья чуть не плюнула ему в лицо.
— Я расскажу вам, как всё было на самом деле… госпожа охранительница.
— Давай.
— Я сразился с Одержимым в рукопашном бою, но он использовал голограммы. Иллюзии. Как на ступеньках музея, как с флаеробусами, понимаете? Мне казалось, что я его победил, но он подменил себя иллюзорным двойником и сбежал, бросив дымовую шашку.
— Очень убедительно, — равнодушно ответила Пронина. — Завтра вас будут судить — скопом — и вынесут приговор. Остаток дней отмотаете на рудниках, как и положено пиратской швали. А ты будешь расстрелян без суда и следствия, — обратилась она к Хаямуре.
— Я? — переспросил он.
— Ты с проклятой Императором планеты и подлежишь уничтожению, — надменно сказала Ефросинья.
— Но я подданный Империи! — возразил рулевой тартаны.
— Ты не относишься к избранным народам, — поставила точку Пронина.
Хаямура лишь начал злобно сверлить её взглядом в ответ, понимая, что возразить нечем.
— В общем, завтра вы все получите сполна то, что заслужили, — упиваясь властью, провозгласила охранительница. — Спокойной ночи.
И ушла, хлопнув металлической дверью.
— Вот дерьмо! — выпалил Пиксель, схватившись за решётку.
Вот уж правда — никогда хорошие дела не оставались безнаказанными.
Тускло освещённый лифт доставил Фросю дальше в недра Рейвентауэра. Она вдоволь насладилась, унижая корсаров Пикселя за собственные неудачи, но марафон ненависти ещё не закончился. Решётки раздвинулись, и Пронина зашагала по узкому сырому коридору, едва озарённому натриевыми лампами. Слева и справа тянулись ряды металлических дверей — прочных, как щит штурмовика. Здесь камеры были меньше, чем на верхних уровнях тюрьмы, и лучше защищены — ведь они предназначались для особо опасных врагов Империи.
— Он здесь, — гвардеец Рейвентауэра указал на одну из камер.
Фрося усмехнулась. Стражник поднёс идентификатор к кодовому замку, и дверь с шипением отворилась. Охранительница вошла в крохотную каморку с отделанными кирпичом стенами. Напротив неё висел не кто иной, как Олдос Эпплуорт. Его руки и ноги были диагонально прикованы к стене. Из одежды на охранителе осталось только нижнее бельё, а его некогда холёное тело покрывали следы от полицейских электродубинок.
— Здравствуй, — непринуждённо сказала Фрося. — Предатель.
Эрл Тамберстон взглянул на неё обречёнными, налитыми кровью глазами. В нём едва угадывался тот лощёный джентльмен, который встретил Пронину на посадочной площадке и пригласил на званый ужин.
— О-хо-хо, сучка Императора пришла полаять, — у Эпплуорта остался дух, чтобы так ей дерзить. — Наверное, от бессилия?
Ефросинья отвесила ему хлёсткую пощёчину.
— Расскажи мне об Одержимом. Кто он, откуда, какие цели преследовал?..
— Я не знаю! — оборвал Эпплуорт. — Он вышел на меня совсем недавно!
Пронина снова ударила его по лицу.
— Я действительно ничего не знаю! — выкрикнул эрл Тамберстон. — Он только просил меня помочь с одним делом! С каким — вам и так понятно.
И ещё удар, и на этот раз кулаком. Изо рта Эпплуорта вылетел окровавленный зуб — такой же гнилой, как его истинное нутро.
— Ты был аристократом Рейвенхольда, достойным слугой Империи, — её охватила слепая ярость. — Что же заставило тебя так низко пасть?
Эпплуорт рассмеялся.
— Похоже, ты никогда не любила… — глумливо сказал он.
Пронину передёрнуло. Она вспомнила Мэтта. Парней из Академии на Великородине. Она всякий раз хотела не просто плотской близости, но чувств. Только страсть всё время гасла, не успев по-настоящему разгореться.
— Я надеялась полюбить тебя, Олдос, — капли слюны изо рта Фроси попали на лицо Эпплуорта. — Ты казался лучше, чем большинство мужчин, которых я встречала. Красивый, галантный, сильный…
Она провела длинным ногтем по груди бывшего охранителя, затем по животу. После чего взяла его рукой за пах. Эпплуорт горько засмеялся — и тут же взвыл от боли.
— Радуйся, что я их не отрезала, — прошептала Фрося. — Я же не дикарка какая-нибудь.
— Пытай меня сколько хочешь, — Олдос пробуравил её ненавидящим взглядом. — Всё равно ничего не узнаешь.
— Не узнаю я — узнает суд, — Ефросинья убрала руку. — Доброй ночи, мистер Эпплуорт. Помолитесь Императору — возможно, Он вас простит.