Очнулся Фридрих на улице города. С серых стен многоэтажек сыпалась штукатурка, а на грязном асфальте валялись мятые банки «Хайдеггера» и «Старины Декстера». Между неприметными зданиями по возведённому над землёй мосту, пыхтя, ехал монорельсовый поезд, ребристые стены которого были разрисованы примитивными граффити из баллончиков, а выше, под блёклым небом, летали редкие флаеры. Пахло топливным смрадом.
Заксенвельт. Беднейший мир сферы влияния Кригсхайма, если не считать совсем уж фронтира. Родина Грюнвальда. Фридрих ощутил, что стал мелким, с короткими руками и ногами. Он глянул в покрытую разноцветными разводами лужу мутной жижи и увидел там несуразное, безусое и безбородое лицо мальчишки с растрёпанными чёрными волосами.
Улица растворилась, и Ариан оказался в маленькой комнатушке — бетонной коробке, кое-как украшенной плакатами дальних миров и потрёпанными искусственными цветами. Такая же потрёпанная жизнью мать наблюдала, как маленький Фриц ест скудную пищу с химзавода.
А вот он в школе, дерётся с напавшими на него хулиганами. У их предводителя на руке криво нарисован маркером какой-то символ из резких, похожих на молнии линий, и он кричит: «Криг хайль!» «Слава Кригсхайму»? «Слава войне»? Скрюченный на холодном полу Грюнвальд, которого избивали несколько ног, не понимал этих слов, но чуял, что за ними стояла сила…
А за этим быстрым и коротким заклинанием последовало иное:
— Нет ни криганца, ни рейвенхольдца, ни великородинца, ни глизеанца, — монотонно и торжественно говорил тщедушный священник на уроке. — Все мы единый народ Господа-Императора, и все мы одинаково любимы и избраны Им…
Ученики не обращали внимания на проповедь, со скучающим видом сидя за партами, и только двенадцатилетний Фриц вслушивался в речь пастора. Ему внушали, что покорность Императору — главная добродетель, которая вознаграждается. Но Грюнвальд насквозь видел слабость этих людей, ведь настоящую силу он прочувствовал…
Он стоит у окна, а рядом сидит небритый мужчина и хлещет из бутылки дешёвый шнапс.
— Ты мог бы стать другим человеком! — Фридрих пытался достучаться до пьяницы. — Ты здоровый, крепкий! Мог бы остаться с нами! Зачем ты себя губишь?
Отец смотрел не на сына, а на обшарпанную стену напротив, где висел большой выцветший плакат ушедшей эпохи, которую мальчик уже не застал. Под красным бумажным небом, пронизанным жёлтыми лучами, гордо высился белый небоскрёб. Острый шпиль здания венчала фигура секатора, а под бесчисленными рядами окон виднелась трудночитаемая надпись: «КСР: Криганская Социалистическая Республика — наше будущее!»
— Нет будущего, — безразлично произнёс отец и глотнул шнапса.
Его глаза были пустыми, без всякой воли к жизни. Фридрих посмотрел на серое небо за окном и такие же серые невзрачные здания, между которыми медленно полз монорельс.
Вдруг тучи окрасились в оранжевый цвет. Высоко над городом хаотично, будто по случайной траектории летали самолёты, сбрасывая бомбы. Техника была собрана небрежно и наспех, и от кое-как сваренных фюзеляжей и крыльев постоянно что-то отваливалось.
На улицах отдалённо похожие на людей существа, закованные в угловатую броню, задорно отстреливали местных жителей. Широкие обезьяньи лица пришельцев светились животной радостью. С хохотом чужаки убивали гражданских и военных из своих огромных пушек, а кривые танки на асимметричных колёсах рушили дома и машины.
Фридрих сидит, спрятавшись в кладовке, и дрожит от страха. За чуть приоткрытой дверью прокралась жуткая тень. Несколько выстрелов — и женский крик. Забыв обо всём, подросток выскочил из своего убежища и увидел маму. Она бездыханно лежала в луже крови.
«Нет будущего».
Над убитой женщиной нависал чужак. Он был таким громадным, что даже в согнутом состоянии почти доставал до потолка. Движения его широких конечностей сопровождались грохотом и лязгом брони. На бочкообразной груди бешено скакала стрелка прибора, подписанного на ломаном общеимперском как «довленее», а за спиной существа пыхтели выхлопные трубы, пачкая потолок чёрным ядовитым газом. Этот пришелец сжимал гигантскими четырёхпалыми ручищами тяжёлую пушку, похожую на кривую коробку с дулом, а не на реальное оружие. Тем не менее, из этой коробки космоварвар застрелил мать Фридриха…
— Чё зыришь, йоп? — прорычало чудище, обнажив хищные зубы.
Широкой мордой с оттопыренными ушами и дырками вместо носа оно напоминало особо уродливого шимпанзе. Чужак сощурил тупые крохотные глазки, всматриваясь в Грюнвальда. А подросток стиснул кулаки и закричал, будто загнанный в угол дикий зверь.