— Я решил, что… — замялся он. — Что я ухожу из команды. Охранители…
Ему было тяжело говорить.
— Понимаю, — с горечью ответил Пиксель. — Извини, что мне пришлось втянуть тебя в это.
— Ничего страшного. Я уже отлетал своё.
— Куда ты теперь отправишься?
— Покину Империю, — пояснил рулевой. — Слышал, что с Антеи можно добраться на перекладных до Кровавого Предела. Здесь мне будет проще, чем в системе Рейвенхольда — люди более терпимы к моей внешности, помнят ВССМ и дружбу народов… А на платформе я разменяю империалы на иены и вернусь в Синто, к жене и детям. Они будут рады…
— Что ж… — задумался капитан. — Если тебе так будет лучше, улетай.
— Конечно, будет. Там меня не расстреляют, — вид Хаямуры был грустным и растерянным.
— Удачи, друг, — Пиксель протянул ему руку.
Рулевой поставил сумки на запорошенную снегом плитку.
— Саёнара, Пиксэру-сан, — он сложил ладони и поклонился.
— И тебе, — капитан ему подмигнул на прощание.
В центре Престольного среди серых небоскрёбов выделялось строение из красного кирпича. Несмотря на большое число этажей, оно не выглядело высоким, ибо растянулось вширь, словно щупальца спрута. Длинные прямоугольные стены с классическими арками и портиками наверху венчали острые башенки, а над каскадом балконов над главным входом сверкал круглый циферблат, похожий на всевидящее око.
Ефросинья Пронина быстро шагала в сторону здания, где проработала несколько лет своей жизни. Она надела поверх чёрного мундира белую зимнюю куртку — почти такую же, как на Рейвенхольде, только плотнее и с меховым воротником, и пышную меховую шапку. За Фросей шли Надя Мышкина и целый взвод штурмовиков сержанта Козлова.
На площади перед Красным Домом стояли в ряд чёрные угловатые флаеры с большими радиаторными решётками. Неподалёку от машин разговаривали и курили агенты в неприметной гражданской одежде, а штурмовики в броне, как у отряда Фроси, проверяли оружие и ставили щиты.
Перед входом, на заметённом снегом клочке газона высился памятник Войцеховскому. Первый главный охранитель Великородины грозно замахнулся мечом на невидимого врага, ногой в высоком сапоге попирая побеждённого Змея Разрушения. За спиной навечно застыл вздёрнутый бронзовый плащ.
Ефросинья миновала памятник и направилась к массивным прямоугольным дверям. Вытянутые стёкла были украшены строгими латунными линиями. Десять штурмовиков, которые выстроились у стены, синхронно отсалютовали Фросе. Те двое, кто стоял ближе к дверям, распахнули их, и охранительница вошла внутрь.
Она давно уже не была там, но вестибюль с тех пор не изменился. Такой же ярко освещённый зал с серым, расписанным красными линиями полом и прямыми золочёными колоннами. У стены рядом с дверями стояли лавочки и цветочные горшки — простые, лишённые каких-либо изяществ, кроме желтоватых блестящих элементов.
В середине зала крутилась астрономическая модель. Неточная с научной точки зрения, но прекрасно отражающая суть. Множество мелких планет вращалось вокруг одной крупной, подписанной «Великородина». Там были Милославия, Владар, Бжезинка, Антея и все прочие миры, которые входили в одну девятую Империи, управляемую из Престольного.
Фрося заметила в вестибюле совсем немного людей. У лифтов мужчина в чёрном мундире раздавал указания своим подчинённым, а охраняли его два гвардейца с энергетическими пиками. Эти воины носили золотистую блестящую броню — более тяжёлую и вычурную, чем у штурмовиков, и похожие на луковицы шлемы с бородатыми масками.
— Настрой это, Георгий, — издалека послышались знакомые интонации.
Охранительница невольно поморщилась.
— А, Фросечка, — добродушно воскликнул главный, увидев её. — Сколько лет, сколько зим… И ты давно к нам не заглядывала, Наденька…
— Я тоже рада вас видеть, Матвей Алексеевич, — Пронина с трудом, но изобразила вежливость. — Вы хорошо выглядите.
Полная ложь — главный охранитель Руденко с годами обрюзг и заплыл жиром. Чёрный строгий мундир даже не скрывал большого круглого живота. Некогда утончённое, как у рейвенхольдского викария, лицо превратилось в опухшую морщинистую кляксу, а прилизанные седые волосы заметно поредели.
— Благодарю, — его улыбка тоже была притворной, как и всё радушие. Фрося настолько хорошо знала своего бывшего начальника, что не представляла его искренне добрым. — Великий Охранитель Баррада уже предупредил меня о возможном прибытии Одержимого.