Я перевёл взгляд с Анахиты на Бледнова.
— Если даже и говорил, то это какие-то крохи! Крохи и только! — попытался оправдаться он.
— Этого достаточно, — вздохнул я. — О том, что группа прибыла к кишлаку, местные знали и так. Анахита рассказала им, какая именно это была группа. А рассчитать удачную позицию для засады несложно, если знаешь, что удачный скрытный подход к кишлаку только один.
Остолбеневший Бледнов уставился на свою «жену».
Он молчал. Молчал долго, не в силах ей что-то сказать. Наконец спросил:
— Это правда?
Девушка силой воли подавила плач. Шмыгнула. Принялась успокаивать дочку. Запела ей какую-то песенку на дари.
Мы терпеливо ждали.
— Они… — начала она, когда девчушка подутихла и успокоилась, — они нашли меня на базаре, когда я ходила купить молока. Сын пастуха по имени Псалай подошёл ко мне. Завязал разговор. Разговор тот был безобидным. Обыденным. Но потом он намекнул мне, что они знают про Катю.
— Как… Как они узнали?.. — спросил Бледнов полумёртвым голосом.
— Я… Я не знаю… Может, от соседей. Может, ещё как-то… Они не говорили… Они…
— Как узнали, это уже неважно, — сказал я. — Важно то, что конкретно ты им рассказывала.
Девушка поначалу молчала. Молчал и Бледнов, изумлённо ожидая ответа.
— Вы… Вы правильно догадались… Вы… Я… — залепетала она. — Я говорила им всё, что рассказывал мне Ваня. Всё, что удавалось узнать. Если он упоминал о какой-то вылазке — я рассказывала. Если о какой-то операции — рассказывала. Если о своей службе — рассказывала. И о том…
Она замялась, подняла на меня глаза.
— О том, что к кишлаку придут разведчики, тоже рассказывала…
Я покивал.
— Анахита… — прошептал Бледнов. Кажется, он до сих пор не мог поверить в то, что сейчас происходило.
— Они говорили… Говорили, что расскажут всем про Катю. Про то, что она ребёнок советского солдата. Шурави… — Губы Анахиты затряслись. — Они называли её ублюдком. Сказали, что если я не стану рассказывать о нашей с тобой каждой встрече — меня забьют камнями как грешницу…
— И тот человек, которого я увидел… — спросил было Бледнов.
— Да, — Анахита кивнула. — Это был один из них. Его звали Садо Самандари.
— Почему… Почему ты не сказала мне?.. — с тихим, бессильным изумлением спросил Бледнов. — Почему…
— Они бы убили тебя. И меня бы тоже убили, — повесила голову Анахита. — И нашу дочь тоже.
— Они ничего не говорили о вас, Анахита, — начал я, выдержав небольшую паузу. — А вот о вашем дедушке — да.
С этими словами я глянул на старика.
— Ты знаешь много, молодой шурави, — вздохнул Муаммар. — Полагаю, спрашивать тебя, откуда ты обо всём узнал, сейчас нет смысла.
— Я расскажу, когда придёт время, — ответил я. — Но сейчас мне нужно услышать ваши показания.
Старик покивал.
— У нас с Кандагари был договор. Он говорит своим людям, что я передаю информацию, а взамен не рассказывает об Анахите и моей правнучке, — старик поджал губы. — Несмотря ни на что, он разумный человек. Понимал, что кто-то из его подчинённых, узнав о дочери советского офицера и афганской женщины, может явиться вопреки приказу и совершить самосуд…
Старик сглотнул. Засопел.
— О Кате, Анахите и Иване знали только несколько самых приближённых к Кандагари людей.
— Как он выглядит, этот Кандагари? — спросил я.
— Его ни с кем не перепутать, — сказал старик. — У него раненое лицо и один глаз. Аллах будет мне свидетелем — если увидишь такого человека, запомнишь на всю жизнь…
Старик закончил. И в доме стало тихо. Казалось, всем — и Анахите, и Бледнову, и старому Муаммару нужна была пауза, чтобы лучше осмыслить, что же происходит.
— И… и что же ты теперь намерен делать, Селихов? — спросил наконец Бледнов, подняв на меня полный мрачной решимости и одновременно беспомощности взгляд. — Твоё расследование закончилось успехом. Теперь ты нас сдашь? Меня расстреляют как предателя, а моих жену и дочь закидают камнями как связавшихся с неверным. Этого ты хочешь?
Я встал с корточек. Посмотрел на Бледнова свысока.
— У меня есть другая идея, — сказал я решительно.
— Другая? — спросил Бледнов несколько удивлённо.
— Скажите, товарищ лейтенант, — начал я с ухмылкой, — приходилось ли вам работать с дезинформацией?
Глава 7
Пахло гарью и дымом.
Я стоял у левой от фасада стены дома Анахиты. Смотрел и слушал кишлак.
Огонь, судя по всему, затушили. Горело со стороны сараев, что располагались за базаром. Это место располагалось недалеко от дома девушки. Нужно было спуститься лишь на пару улиц, и тут же попадешь к площади и мечети. Еще улица — и рынок, за которым мы устроили пожар.