— Продолжай, Харим, — напомнил ему я.
Харим продышался. Потом отвёл взгляд куда-то вверх. Вновь заговорил:
— Первые тревоги появились позже. Когда Мирза начал свои проповеди в кишлаках. Сначала он говорил с мужчинами. Потом — с юношами. А потом… я увидел, как он окружён мальчишками, которым и десяти лет не было. Он гладил их по головам, улыбался, а потом… потом доставал из складок своей чапана советскую противопехотную мину. Игрушку, говорил он. «Игрушку для джахилей». И объяснял, как ею «играть».
— Мразь… — процедил Муха тихо.
— Я подошёл к нему после, — Харим никак не отреагировал на слово Мухи, посыл которого был ясен и без всяких переводов. — Я спросил: «Уважаемый Муаллим-и-Дин, разве путь воина — это путь, усыпанный телами детей?». Он посмотрел на меня своими спокойными, холодными глазами и сказал: «В огне джихада сгорает всё нечистое, Харим. Даже возраст. Перед Аллахом все равны. И смерть ребёнка, принявшего шахадат, слаще и угоднее Ему, чем жизнь старца, сомневающегося в необходимости этой борьбы».
Харим тяжело вздохнул. И вздох этот был следствием тяжёлых мыслей, а не раны.
— В ту ночь я не спал. Я понял, что чистое зеркало Учителя Веры — это лёд. Лёд, отражающий не волю Аллаха, а его собственную, чужую, расчётливую цель. А мы… мы все, даже Абдул-Халим, были для него лишь дровами для костра, который он разжигал не здесь. Он смотрел куда-то далеко, за Гиндукуш. Туда, откуда пришёл.
— Гиндукуш? — спросил я. — Ты намекаешь, что Муаллим как-то связан с пакистанцами?
Харим с трудом покивал.
— Да. Теперь все — и Абдул-Халим, и его верные воины джихада — все связаны с пакистанцами. Они не видят, а я прозрел. И теперь понимаю — мы пляшем под чужую дудку.
Я мрачно посмотрел сначала на Муху. Потом на Харима.
Душман совсем ослаб. Он уже с трудом держал голову навесу. Даже держать веки открытыми стоило ему усилий. Тогда, чтобы не терять времени, я спросил:
— Чего хочет этот Муаллим-и-Дин? Какова его цель? И где нам его искать?
Глава 18
Харим не ответил. Вместо этого он уронил голову на плечо. И всё же немолодой душман смог найти в себе силы, чтобы одарить меня последним взглядом.
Он просто смотрел, и казалось, что на новые слова ему не хватит сил. Что он уже не сможет разомкнуть губ.
И всё же он смог. И снова полились витиеватые слова незнакомого, чужого языка. И снова Муха внимательно прислушался к ним. И, как и до этого, когда Харим делал небольшие паузы, чтобы перевести дыхание, Муха переводил его слова на русский язык.
— Он говорит, — начал Муха, — что проповедника прислали с одной целью — посеять в регионе хаос. Он должен был создать для советского командования образ лютого врага в Тахаре. Создать и для них, и для нас такое впечатление, что войну с шурави готовы вести все — даже дети.
Когда Муха закончил, Харим снова собрался с силами. Заговорил. С каждым его словом и без того угрюмый Муха становился еще более мрачным. Брови его опустились, в глазах заблестело тяжелое понимание. А еще — подозрение. Командир разведвзвода поджал губы. Потом сказал:
— Он говорит о какой-то операции «Пересмешник». О том, что через Пакистан сюда, на территорию ДРА, переправляется большое количество оружия и боеприпасов. Даже наша форма. Черт…
Муха опустил взгляд.
— Что за «Пересмешник» такой?
— Операция пакистанской разведки, — сказал я. — Пакистан хочет спровоцировать СССР вторгнуться на свою территорию. Или, по крайней мере, сделать вид, что СССР вторгся. Отсюда оружие и форма.
У Мухи аж вытянулось лицо. Он посмотрел на меня настолько дурным взглядом, будто бы перед ним был и не я вовсе, а какое-то привидение давно умершего человека.
— Чего?.. А ты откуда знаешь?.. — проговорил Муха едва шевелящимися губами.
— Потом расскажу. Переводи дальше, командир. Он скоро умрет.
Муха сглотнул. Посмотрел на Харима. Тот совсем уже без сил лежал у дерева и, казалось, только и мог, что просто дышать. Будто бы вся жизненная энергия, что осталась в его крупном теле, теперь уходила только на то, чтобы вздымать и опускать грудь при каждом вдохе.
Муха несколько мгновений помедлил. Потом поторопил Харима на дари. Душман открыл глаза. Словно полусонный, покосился на нас. И стал говорить.
Голос его сделался еще тише. Дух тянул слова. Притом каждое сопровождал тяжелым, свистящим вдохом.
— Зараза… А этот Псалай не врал, — начал Муха, когда Харим замолчал. — Слухи, видать, действительно правда.
— О чем он говорит? — спросил я.
— Говорит, — Муха уставился на меня, — говорит, что контрабанда идет через пещеры Хазар-Мерд. Что там располагаются временные, но хорошо укрытые склады. А шумиха в кишлаке нужна, чтобы переправить оружие на точки постоянного хранения. И…