Он не закончил, потому что Харим снова заговорил. Муха принялся слушать.
— Сука… — выдохнул Муха, когда душман закончил.
Я ничего не сказал. Только вопросительно взглянул на старлея.
— Харим говорит, что проповедник скорее всего уже покинул Тахар. Что он отправился дальше на север, — Муха повернулся ко мне. — чтобы и там сеять раздор и хаос.
— Это все? — спросил я.
— Все, — ответил Муха, отвернувшись и глянув на Харима. — Он сказал, что больше ничего не знает.
Я поджал губы. Покивал. Потом медленно поднялся с корточек. Когда застыл над Харимом, душман внезапно снова заговорил.
Мы с Мухой слушали.
Голос душмана, тихий, хриплый, сопровождающийся свистящим дыханием, казалось, почти сливался с ветром, гуляющим по холму.
Он стал настолько слабым, что всё — и случайный скрип мельничных мачт и парусов, и шелест листвы, и даже суховатый шорох травы где-то у старой кучи кирпичей, — могли заглушить его для нас.
Но не заглушали. Я слышал каждое слово. И пусть не мог понять их смысла, понимал их суть.
Сейчас, здесь, Харим оставлял нам свою последнюю волю. Свое завещание.
Муха поднялся, бряцнув антабкой автомата. Выпрямился. Посмотрел на меня.
— Он хочет, чтобы мы поговорили с его отцом.
Харим дышал еще несколько мгновений. Он прикрыл глаза. Уронил голову набок. А потом его широкая грудь перестала вздыматься. Просто застыла на выдохе, словно агрегат, у которого закончился заряд или топливо.
Душман умер.
— Что он сказал? — спросил тогда я. — Можешь повторить дословно?
Муха, с каменным лицом смотревший на мертвого Харима, кивнул.
— «Скажите моему отцу, что я искал честь не там. И что я умер не как шахид, а как дурак, проливавший кровь за чужую ложь». — такие были его слова.
— Хорошие, — только и ответил я. — Перед смертью он стал честным с самим собой.
— Говоришь так, — посмотрел на меня Муха, — будто бы сожалеешь о его смерти.
— Я привык видеть смерть, — сказал я немного погодя. — И научился уважать ее. Чья бы она ни была.
Муха засопел.
— Не слыхал я, чтобы у парней в твоем возрасте бывали такие мысли.
— Я тоже, — сказал я, улыбнувшись.
— Ну лады, — Муха повесил автомат на плечо. — Пойдем к нашим. Расскажем, как обстоят дела, и займемся телами.
Я молча покивал. Мы неспешно зашагали вверх по холму.
Несмотря на то что по небу тянулись рваные облака, луна и не думала прятаться за ними. Она, словно один большой, блестящий глаз, сопровождала нас на пути. Помогала. Подсвечивала дорогу.
— Знаешь что, Саша, — заговорил вдруг Муха. Потом хитровато зыркнул на меня. — Есть у меня по поводу тебя какие-то мысли.
— Какие? — спросил я почти равнодушно.
— Ну, смотри сам: навыки стрелкового и рукопашного боя у тебя не чета обычному солдату. Мыслить тактически умеешь. Знаешь про какие-то вражеские операции, про которые не то что я, вряд ли командир наш знает. Забавно это как-то.
Я хмыкнул.
— Подозреваешь, что я не тот, за кого себя выдаю?
— Не знаю, — вздохнул Муха. — А что? Ты не тот, за кого себя выдаешь?
— Мы с братом родились в станице Красная, в Краснодарском крае, — с улыбкой вздохнул я. — Призвались вместе, да только попали: он в ВДВ, я в погранвойска. Вот и вся история.
— Это ты на заставе научился так воевать? — не поверил Муха.
— На заставе хорошая школа, — ответил я совершенно буднично и даже простодушно.
— Вот значит как, — старлей улыбнулся. — И про секретные вражеские операции там рассказывают каждому, кто служить туда приходит.
— Про «Пересмешник» я узнал, когда первый раз пошел в наряд в горы. Там мы столкнулись с пакистанскими спецами. Те местными прикидывались. Пытались найти проход в горах на нашу территорию.
Муха задумался.
— Что-то такое слыхал. Проходили новости, что на одной из застав каких-то, толи шпионов, толи диверсантов поймали. Уже не помню. Так это, выходит, ты поймал?
— Мы с парнями.
— И че? — Муха снова улыбнулся. — И че там было?
— Пойдем быстрей, — поторопил я. — Неохота тут торчать до утра. Быстрей дела поделаем. Ну и походу — расскажу. То была очень «веселая» история.
Старейшина Гуль-Мухаммад сжал свой тяжелый, ореховый посох до белых пальцев. Взгляд его поблекших глаз будто бы провалился в никуда, когда он услышал о смерти своего сына Харима.
Когда мы с Волковым, Мухой, муллой и капитаном Мироновым явились в его скромную, но тихую и аккуратную обитель, старик встретил нас в комнате для гостей. В гостевую комнату он вошел с трудом, но и с достоинством, как хозяин.