Три БТРа, поднимая степную пыль, принялись пересекать почти ровную, протяжённую степь, что тянулась, казалось, от гор и до гор. Степь, которую пересекала наша, уже оставшаяся за спиной дорога.
Двигатели нашей машины монотонно выли. Мы сидели на броне. Бойцы казались напряжёнными, будто и не было того беззаботного обеда, который мы провели всего пару часов назад на «Ландыше».
Я сидел у башенки. Внимательно следил за передней полусферой. Рядом со мной примастился Бычка. Пчеловеев и Звягинцев сидели у моторного отсека. Рядовой Серёжа Матовой наблюдал за левым бортом. Он казался напряжённым и даже излишне серьёзным.
— Значит, Муха сказал, — начал вдруг Бычка, зажав в губах папиросу, — что мы едем искать этого пророка, который в кишлаке хозяйничал?
— Проповедника, — поправил я, сдвинув панаму сильнее на глаза, чтобы солнце не сильно слепило.
Бычка вздохнул.
— А откуда он взял, что он, этот прор… проповедник там окажется?
— Окажется или не окажется, а проверить надо, — сказал я односложно.
На самом деле, расспросы Бычки казались мне бесполезными.
Перед тем как сняться с точки, Муха довёл до сведения всего личного состава основную задачу.
Вчера в том ущелье перехватили странную радиопередачу. Передача была зашифрована, но наши умельцы, как всегда, докопались до сути.
Велась она на дари и напоминала… проповедь. Чей-то хорошо поставленный голос вещал о том, что советские войска в кишлаке Айвадж провели карательную операцию. Что они убивали невинных селян и устроили в кишлаке пожар. Проповедник призывал каждого, кто слышал эту передачу, к священной борьбе с шурави. К праведной мести за смерть невинных мужчин, женщин и детей.
— Циничный сукин сын перекладывает с больной головы на здоровую, — прокомментировал эту новость тогда Муха.
Интересно было, что боевая задача пропавшего отделения никак не связана с перехваченной передачей. Бойцы выполняли совершенно рутинную задачу — от местных на третьей заставе узнали о странных ящиках, которые пастухи нашли у ручья, протекающего в том ущелье.
По сути, задача пограничников была совершенно простой — проверить, а не душманский ли схрон нашли пастухи?
Предполагалось, что с учётом времени на дорогу они справятся часов за шесть или семь. Да только отделение пропало почти на сутки. Причём связь с ними прервалась уже спустя пять часов после выезда с точки третьей заставы. И даже тогда тревогу забили не сразу. Сначала решили, что обрыв произошёл из-за того, что они действовали в гористой местности. И только когда командир заставы решил, что связи нет слишком долго — забил тревогу.
На отправку спасательной группы понадобилось бы и дополнительное время, и дополнительные силы и средства. К его счастью, мы оказались ближе всех к месту, где связь с отделением прервалась. И могли заехать туда по пути домой.
Бычка поправил свой пулемёт. Вздохнул, уставившись вдаль. Потом щёлкнул окурком. Бычок, подхваченный равнинным ветром, улетел далеко назад, за корму БТРа.
— И что ты думаешь, с ними стало? — спросил у меня Бычка несколько смущённо.
— Я не привык строить догадки, — ответил я нехотя.
— М-м-м… Понятно… — протянул он и снова сделал вид, что смотрит куда-то за горизонт.
Несколько минут мы ехали молча. Бычка несколько раз оборачивался ко мне так, будто хотел что-то сказать или спросить, и всё время он не решался это сделать.
— Ну ладно тебе. Говори уж. Что хотел?
— Да я… Да ничего такого… — замялся было Бычка и отвернулся.
— Ну как знаешь, — пожал я плечами.
Несколько мгновений Бычка смотрел, как бежит у колёс БТРа дорога. Потом вздохнул. Обернулся.
— Я всё думаю об этом пацане с кяриза. Ну… о том… о том, которого я…
Бычка недоговорил. Он осекся, прочистил горло, а потом полез за пачкой сигарет.
— Я уже говорил тебе, что не твоя это вина, — сказал я. — А душманская.
Бычка достал сигарету, но так и не закурил. Опустил глаза.
— Понимаю, война… Так бывает, что разные люди гибнут… Ну и, короче, от этого никуда не деться.
— Не деться, — согласился я.
— И всё ж… всё ж…
— На душе как кошки скребутся? — спросил я.
— Ну… Ну не то чтобы я из-за этого расклеился, — попытался было оправдаться Бычка. — Просто… просто неспокойно мне как-то. Но тут ты, командир, не переживай. Если будет по-делу, то я не подведу. Пулемёт буду держать крепко.
— Это уже хорошо, — сказал я, щурясь от солнца.